Как Украина и недемократические страны обходят иммунитет экстрадиции для иностранцев
В последнее время юристы международного, уголовного и миграционного права, работая с общеизвестными аргументами, что не нуждаются в доказывании, все чаще сталкиваются с внутренней перепиской правительств, которая пафосно называется “дипломатические гарантии”.
Однако четко определенного термина, как и согласованного применения этого “феномена”, не существует. Сначала вещи, которые казались нам неприемлемыми, постепенно вошли в юридический лексикон, а через некоторое время они приобрели легитимность благодаря частому применению на практике.
ЧТО ТАКОЕ ДИПЛОМАТИЧЕСКАЯ ГАРАНТИЯ?
Если кратко – вера на слово. Это некий суррогат из ратифицированных государством обязательств о выполнении норм международного права и двусторонних договоренностей между правительствами или уполномоченными органами стран о соблюдении прав человека, неприменения истязаний, пыток, жестокого или иного бесчеловечного обращения.
Цель такого суррогата – обойти безусловный международный запрет выдворения человека в страну, где ему угрожает опасность. Ведь получение дипломатической гарантии удовлетворяет правительства в части обязательного мониторинга соблюдения прав человека. То есть фактически позволяет не проводить ни одного исследования в конкретной стране, не обращать внимания на иногда общеизвестную информацию о применении пыток, бесчеловечное обращение и решения Европейского суда по правам человека (ЕСПЧ). При этом если сделать даже поверхностный анализ страны, то он мог бы показать крайне негативную информацию.
Так, правительство Украины использует “дипломатические гарантии” только ради “сохранения лица”. При этом оно понимает, что именно индивидуальное решение относительно искателя убежища не соответствует международно-правовому запрету выдворения в страну, которая требует экстрадиции.
Существуют различные формы дипломатических гарантий, но их объединяет одно – стремление заверить, что именно в отношении конкретного человека не будут применяться пытки, бесчеловечное обращение или смертная казнь. Однако ценность таких заверений и гарантий является сомнительной, если страна известна серьезными нарушениями прав человека.
Что именно “напрягает” страну, которая пытается выдать человека? Только нормы двух Конвенций.
Так в ст. 3 Конвенции против пыток 1984 года указано:
“Ни одно государство-участник не должно высылать, возвращать или выдавать какое-либо лицо другому государству, если существуют серьезные основания полагать, что ему там может угрожать применение пыток. Для определения наличия таких оснований компетентные власти принимают во внимание все обстоятельства, относящиеся к делу, включая в соответствующих случаях, существование в данном государстве постоянной практики грубых и массовых нарушений прав человека”.
Европейская конвенция о защите прав человека и основных свобод 1950 года в статьях 3, 13 отмечает:
“Никто не должен подвергаться пыткам или бесчеловечному или унижающему достоинство обращению или наказанию. Каждый, чьи права и свободы, признанные в данной Конвенции, были нарушены, имеет право на эффективное средство правовой защиты в государственном органе, даже если это нарушение было совершено лицами, которые совершали свои официальные полномочия”.
ЧТО ГОВОРИТ ЕСПЧ?
Я намеренно не использую различные национальные правовые нормы, которые так или иначе дублируют указанные положения. Они, хотя формально и указываются в соответствующих индивидуальных решениях, однако не имеют никакой ценности, поскольку второй пункт статьи 3 Конвенции против пыток… в украинской судебной практике почти не применяется.
К примеру, Генпрокуратура Украины приняла решение об экстрадиции в отношении двух граждан Таджикистана Шамсова Усмона и Халимова Муродали. Эта страна известна преследованием по религиозному признаку. Иностранцы, не соглашаясь с решением Генпрокуратуры, обжаловали его в суде. В качестве доказательства того, что их ожидает жестокое и бесчеловечное обращение, пытки, физическое и психологическое давление, незаконное уголовное преследование, следствием которого станет несправедливый суд, мужчины привели многочисленные примеры в сообщениях СМИ, докладах авторитетных международных правозащитных организаций. Они также непосредственно сослались на решение ЕСПЧ о ситуации с правами человека, принятых на основании рассмотрения жалоб заявителей из этой страны.
Суд в Страсбурге неоднократно показывал свое критическое отношение к дипломатическим гарантиям в своих решениях. К этому времени, начиная с 1996 года, прецедентным решением в этом вопросе является решение ЕСПЧ по делу “Чахал против Великобритании”. В нем суд установил, что возвращение в Индию сикхского активиста было бы нарушением безусловного запрета на возвращение в условия, которые могут потянуть пытки, хотя индийское правительство предоставило соответствующие заверения. Это дело – стандарт, которое подтверждает абсолютный характер запрета независимо от инкриминируемого преступления.
В силу специфики собственных дел хочу сослаться на решения ЕСПЧ, касающиеся постсоветских стран, не преуменьшая значимости других постановлений Европейского суда.
Так, по делу “Хайдаров против Российской Федерации” суд отметил, что в письмах прокуратуры Таджикистана, в которых она указывала, что Хайдаров не будет подвергаться жестокому обращению, и которые Россия охарактеризовала как дипломатические гарантии, не было никаких ссылок на защиту от такого запрещенного обращения. В решении говорится, что одно лишь утверждение о ратификации Конвенции против пыток не может рассматриваться как гарантия от пыток. Более того, в любом случае дипломатических гарантий недостаточно, чтобы обеспечить адекватную защиту от жестокого обращения при достоверных сообщениях о такой практике.
Такие же аргументы ЕСПЧ привел в деле гражданина Таджикистана Хаджоева против Российской Федерации. Он отметил, что рассмотренные гарантии были весьма неопределенными и неточными, что ставит под сомнение их ценность.
В деле “Солдатенко против Украины” Европейский суд по правам человека абсолютно правильно и точно определил непонятное место первого заместителя генерального прокурора в системе международных обязательств предупреждения пыток. Суд поставил под сомнение его полномочия и полномочия ведомства предоставлять какие-либо гарантии от имени государства, учитывая, что в самом государстве отсутствует эффективное предупреждение пыток. Так же ЕСПЧ указал, что невозможно проследить, как выполняются такие заверения.
Есть еще подобные решения – “Исмаилов и другие против Российской Федерации” дело “Рябикин против России”. В первом решении – судьи в очередной раз отсылают к делу “Чахала против Великобритании” и еще раз подчеркивают, что дипломатическая гарантия не является тем документом, которая обеспечивает защиту от жестокого обращения.
А по делу “Рябикин против России” ЕСПЧ отметил, что он “обязан” поставить ценность гарантий под вопрос, потому что никаких объективных средств контроля за их выполнением не существует, учитывая, что сами власти Таджикистана отказывают в доступе международным наблюдателям, в том числе в места лишения свободы.
Итак, в вопросах экстрадиции такая переписка – не обязательные документы. Это – лишь символический и ни в коем случае не юридический способ обойти международный запрет экстрадиции. Более того, между демократическими странами, где соблюдаются права человека, такая переписка вообще отсутствует.
Становится ли государство соучастником применения будущих пыток и жестокого обращения в отношении искателя убежища? Конечно, да!
Правительство понимает свои действия и цену гарантиям, ведь государство, которое постоянно нарушает право на запрет пыток, не ставит целью соблюдения обещания. В таких странах Украина вообще не проводит проверку, как соблюдаются эти гарантии.
В августе 2017 года я сделал запрос в Генпрокуратуру Украины и Министерство юстиции. В нем я поинтересовался, какое количество ознакомительных или надзорных выездов в страны, которые предоставили свои дипломатические гарантии соблюдения права на жизнь, свободного доступа к правосудию, неприменения пыток, бесчеловечного или унижающего человеческое достоинство обращения. Ответ и статистика были ожидаемыми – информации в Минюсте относительно затронутых вопросов нет, а Генпрокуратура не имеет возможности предоставить такую информацию та как она “не выделяется”. Искатели убежища исчезают в никуда.
Оба государства не заинтересованы, чтобы в дальнейшем устанавливались факты пыток. Это бы означало нарушение безусловного запрета на применение пыток (для одной) и несоблюдение гарантий (для другой).
А даже если откровенные нарушения гарантий происходят, это не приведет к серьезным последствиям. Репутация таких стран, конечно, ухудшается, но она не мешает в дальнейшем предоставлять новые гарантии. Это видно на примерах с Россией, которая предоставляет Генпрокуратуре Украины и Минюсту гарантии. Такие случаи могли бы перейти в категорию “курьезов”, но не переходят, потому что именно украинская власть, рассказывая о нарушении прав человека в России и сравнивая их с практикой КГБ СССР, удовлетворяется такими гарантиями.
Такое положение показывает, что пафос соблюдения этики переписки между правительствами государств в современном мире ценятся выше, чем практическое применение норм международного права, охраняющих главные права человека.
Алексей Скорбач, адвокат
