Александр Гатиятуллин: “Лучше предупредить пытки, чем потом их расследовать”
“Я работал опером уголовного розыска в милиции. Использовал пытки по отношению к другим людям. Потом я уже сам стал жертвой пыток, когда совершил преступления…”.
С такими словами встретил меня Александр Гатиятуллин, глава общественной организации “Украина без пыток”, член Всеукраинской сети людей, живущих с ВИЧ, правозащитник. И сразу же задал тон нашего интервью: говорить откровенно, по сути и без реверансов.
“ПРИЗНАНИЕ БЫЛО ОСНОВНЫМ ДОКАЗАТЕЛЬСТВОМ ВИНЫ, ПОЭТОМУ И ПРИМЕНЯЛИСЬ ПЫТКИ…”
Александр дважды отбывал наказание за свои преступления и, как сам признается, “все прелести жизни за решеткой знает изнутри”.
Александр: “Это были 90-е годы. Я себя не оправдываю: что совершил, то совершил. Но в то время зарплата оперативного уполномоченного уголовного розыска, если перевести в эквивалент, составляла… 15 долларов в месяц. А я парень молодой, хотелось и девушек в кафе поводить, и на себя что-то потратить. Плюс мне было всего 20 лет. Вся эта ситуация толкала на какие-то неправомерные действия с моей стороны…”.
После изменения Уголовно-процессуального кодекса явка с повинной уже не является доказательством вины. Но тогда признание было основным доказательством.
Александр: “Конечно же, ты не испытываешь удовольствия от применения пыток. Но они становятся… частью твоей работы. Ты смотришь на своих наставников, как они получают признания, – и делаешь то же самое. Надеваешь противогаз на голову и лупишь дубинкой, чтобы получить признание… Многим это не нравилось, из-за этого уходили из милиции.
Но вот что получается: когда я совершил преступление – коллеги пытали уже меня. Даже один из начальников приговаривал: “То ты, Саня, раньше был коллега, а теперь ты – бандит”. Что ж, достаточно откровенно…
“За мое первое преступление мне со старта дали шесть лет, что не соответствовало адекватности наказания. Конечно, я обозлился. Тем более как бывший правоохранитель я мог оценить реальную меру наказания и она была не соизмерима с тем, что я получил. На путь исправления я не стал. У меня была единственная цель – выйти и стать лидером преступной группировки”.
Мой собеседник не любит вспоминать тот период времени – он вырисовывается в мрачных тонах.
Во второй раз бывший опер испытал пытки сполна. Каждый день по несколько часов: противогаз, ток, пропускаемый через пальцы рук, руки, скованные наручниками, побои резиновыми палками. И так в течение месяца.
Александр: “Мои” потерпевшие были из влиятельных людей, депутатов. Они поставили задачу правоохранителям забрать мое здоровье лет на 10-15 – и коллеги качественно выполняли свою работу.
Наверное, потому я сейчас занимаюсь реформой пенитенциарной системы, уголовно-исполнительной службы. Если бы в тот момент была поставлена правильная ресоциализация тех людей, которые совершили преступления, сомнительно, что они совершали бы его во второй раз”.
“ИЛИ УМЕРЕТЬ НА ТЮРЕМНОЙ КОЙКЕ, ИЛИ ИЗМЕНИТЬ СВОЮ ЖИЗНЬ”
У Александра было два пути. Провести свою жизнь в тюрьме, умереть на больничной койке и быть похороненным где-то возле колонии. Или изменить свою жизнь, переосмыслить свои жизненные ценности, цели. Александр выбрал второй путь.
Александр: “Мне в жизни везет – я встречаю очень хороших людей, которые вносят свою лепту в формирование меня как личности. Так, мой друг-писатель из Питера предложил писать статьи о тюремной жизни, и я согласился. Меня публиковали в журнале “Вне закона”, даже что-то перепечатывали другие издания…”.
С 2000 годов колонии начали открываться для общественных организаций. В частности, активно продвигались темы профилактики ВИЧ и социального сопровождения. Одна из организаций, предоставляющих такие сервисные услуги, приходила в колонию, где мой собеседник отбывал наказание. Это были сотрудники Донецкой организации “Свитанок”, состоявшие во Всеукраинской сети людей, живущие с ВИЧ (Сеть ЛЖВ).
Александр: “Я раззнакомился с ребятами и был ими восхищен: они обычные люди, в прошлом – наркозависимые, были среди них и те, кто 10 лет употреблял наркотики, некоторые из них отбывали наказание. Работали они с нами по принципу “равный равному”. Во многом помогли разобраться с мифами вокруг ВИЧ-инфекции. Из-за мифов и недостатка информации многие ВИЧ-позитивные замыкались, боялись к себе негативного отношения, не принимали лечение, не доверяли…А эти парни из “Свитанка” помогли нам увидеть совсем другую картину жизни”.
“ПОМОГАЯ ДРУГИМ – ТЫ ПОМОГАЕШЬ СЕБЕ”
Освободившись, Александр Гатиятуллин устроился автослесарем в службу по водоснабжению города. Был занят с 8 утра до 5 вечера и времени на бывших криминальных друзей у него просто не оставалось.
Также не оставлял и общественную деятельность. Сотрудники “Свитанка” предложили ему организовать благотворительную организацию, помогающую ВИЧ-позитивным людям в Мариуполе.
Также от “Свитанка” его направили на Всеукраинскую конференцию людей, живущих с ВИЧ. Там мой собеседник увидел человек 100 из различных организаций, у многих сложная судьба, а теперь они помогали людям по принципу “помогая другим – ты помогаешь себе”.
Для Александра это стало одним из поворотных моментов в жизни. Он включил все свои резервы: поступил на журналистский факультет Донецкого университета, писал статьи в местный еженедельник, начал работать в Мариупольском союзе молодежи, где занимался администрированием комьюнити-центра для наркозависимых людей.
Для него, 33-летнего парня, была важна такая практическая, сервисная помощь людям.
Александр начал посещать местную колонию как социальный работник, вскоре создал уже свою благотворительную организацию “Клуб “Майбутне”. Тогда же и случилось первое знакомство с правами человека и, собственно, правозащитой.
“КОГДА Я РАБОТАЛ В 90-Х ГОДАХ В МИЛИЦИИ, ТОГДА НИКТО НЕ СЛЫШАЛ О ПРАВАХ ЧЕЛОВЕКА…”
10-дневная школа по адвокации, организованная Международным альянсом по ВИЧ/СПИДу, предоставила Александру Гатиятуллину инструменты по защите прав человека. И впервые свои знания на практике ему пришлось применять… почти сразу же после возвращения домой в Мариуполь.
Одного из его сотрудников, который в свое время отбывал наказание, задержали по подозрению: якобы видели его машину на месте преступлении. В отделении милиции его побили, пристегнули наручниками к батарее и продержали до утра.
Александр: “Узнав подробности его задержания, я понял, что нарушены все мыслимые и немыслимые права. Мы сразу обратились в прокуратуру, в отдел внутренней безопасности, написали заявление. Потом начальник уголовного розыска извинялся и просил, чтобы дальше не было огласки. И я понял, что если человек знает свои права и их отстаивает, то в принципе можно поломать эту стену.
Когда же я работал в 93-94 годах в правоохранительных органах, тогда никто и не слышал о правах человека…”.
Предоставляя сервисные услуги, Александр все больше “включал” местные советы в работу по уязвимым группам: в частности, он впервые на координационном совете города по ВИЧ/СПИДу поставил вопрос по проблемам мужчин, практикующих секс с мужчинами, помог местному ЛГБТ-обществу провести выставку ко Дню памяти людей, умерших от СПИДа.
Александр: “Это сейчас Мариуполь – современный продвинутый город, но тогда все эти вопросы были новые и острые – как для местного совета, так и для СМИ и самого общества. Но я был твердо уверен: сервисные службы – это не только работа для общественников, это, в первую очередь, ответственность государства”.
“У ПЕРСОНАЛА ПЕНИТЕНЦИАРНОЙ СЛУЖБЫ НЕТ МОТИВАЦИИ ЧТО-ТО ИЗМЕНИТЬ”
Пять лет назад Александра пригласили работать в Киев, в центральный офис Сети ЛЖВ. В это же время он знакомится с работой Национального превентивного механизма по предотвращению пыток в местах несвободы (далее – НПМ).
Александр: “Я сразу примерил на себя: если бы в то время, когда меня колотили коллеги, ко мне в камеру временного задержания приехали представители НПМ с проверкой, скорее всего, меня бы не пытали. Может быть, и пытали бы, но, во всяком случае, не так нагло… Я осознал, насколько механизм по предотвращению пыток важен для Украины”.
К слову, в Украине наладить некоторую систему ресоциализации заключенных пытаются уже давно. Начинали с внедрения уголовно-исполнительной службы, когда в каждом областном центре работали офисы. Тут на учете стояли люди, получившие альтернативное наказание, не связанное с лишением свободы.
Также, если раньше в тюрьмах определялся режим общий, усиленный, строгий, особый, то потом его поменяли на минимальный уровень безопасности, средний уровень безопасности и максимальный уровень безопасности. Казалось бы, кроме слов, ничего не поменялось, но по подходу и по посылу, как отмечает Александр, это уже был большой прогресс. Эти изменения влияли на мышление.
Также в самом учреждении начали заключенных делить на различные участки – участок усиленного контроля, участок ресоциализации, участок социальной реабилитации. Только в Украине это не работает в полную силу, в отличие от учреждений в европейских странах.
Александр: “Я изучал европейскую пенитенциарную систему: у них очень четко по этим участкам определяют людей. Если ты отрицательно влияешь на основную массу, то тебя изолируют, и ты уже не можешь действовать. И это дает возможность работать с теми людьми, которые готовы становиться на путь исправления, а персоналу внедрять какие-то поведенческие программы. У нас пока с этим есть проблемы.
Это связано со многими факторами. Опять-таки коррупция, низкие зарплаты, тяжелая работа. У персонала пенитенциарной службы нет особой мотивации работать и что-то изменять.
В Эстонии я общался с сотрудником режима и безопасности – такой красавец, на английском разговаривает, рассказывает о тюрьме, как у них все построено, и такая гордость в его словах!
А возьми нашего инспектора, который ходит в замызганной форме, палка его волочится… Ему платят копейки. Какая уж тут мотивация? И естественно присутствует коррупционный фактор: за пятерку передать записку, открыть локальный сектор, купить сигареты… Это украинская действительность”.
“МОЯ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ – РЕФОРМИРОВАНИЕ МЕДСЛУЖБЫ В ТЮРЬМЕ”
В мае 2016 года вышло постановление Кабинета Министров о ликвидации пенитенциарной службы и передаче ее в Минюст Украины.
Всеукраинская сеть ЛЖВ, работающая с 2003 года в тюрьмах Украины, уже имела громадный опыт. В частности, это касалось реализации программ профилактики ВИЧ, ухода и поддержки ЛЖВ, подготовки к освобождению практически во всех учреждениях пенитенциарной системы Украины, а их на сегодня 148.
И Сеть ЛЖВ не могла оставаться в стороне в связи с реформированием пенитенциарной системы.
Александр: “В первую очередь, мы предложили свою помощь при реформировании медслужбы. Как по мне, Проектный офис Минюста занялся вопросом реформы пенитенциарки лишь с одной стороны – внедрим систему пробации, и, мол, будет все у нас классно. На самом деле – это лишь небольшой кусочек всей системы.
А ведь есть еще служба надзора безопасности, есть коммунально-бытовое обслуживание, производство, медицинская служба…
Указ по созданию такой группы по реформированию медслужбы министр юстиции Павел Петренко подписал 1 сентября 2016 года. Мы активно включились в работу, и, в первую очередь, начали запрашивать информацию. И что мне понравилось: впервые за всю-всю историю Украины были открыты все данные по финансированию и внешним специалистам – нам представили все до копеечки!
БОЛЬШЕ о реформировании медицинской системы читайте в колонке Александра Гатиятуллина “Реформа тюремной медицины: Чужой против Хищника?”
Я уверен, в Минюсте, Министерстве здравоохранения заинтересованы в изменениях. Ведь на самом деле, когда тебе постоянно приходят решения Европейского суда по правам человека о ненадлежащей медицинской помощи, пыткам – это надоедает: на них надо как-то реагировать, что-то менять, в конце концов.
У нас Уголовно-процессуальный кодекс поменяли именно из-за решений Европейского суда! Теперь пришел черед и пенитенциарной системы. Мы недавно подсчитали: за неполные 2 года Украина обязана выплатить более 200 тысяч евро относительно ненадлежащего медицинского обеспечения заключенных.
Любой налогоплательщик спросит у того же министерства и того же правительства: “Какого черта из моего кармана, из моих налогов платят за то, что вы не можете обеспечить нормальную медицинскую помощь”. Поэтому министерства тоже заинтересованы.
Понятно, что не все рекомендации легко принимаются, на местах саботируются указания, скептически относятся к реформам. А еще у многих сотрудников пенитенциарной службы паника – они не знают, как эти изменения коснутся их”.
“ЕСЛИ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ ПЫТОК БУДЕТ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ПОЛИТИКОЙ, ТОГДА И ПЫТКИ ИСЧЕЗНУТ”
В прошлом году Александр Гатиятуллин возглавил организацию мониторов Национального превентивного механизма “Украина без пыток”. Для него важно, чтобы НПМ продолжал функционировать – независимо от политической ситуации в стране и приоритетов.
Александр: “Лучше предупредить пытки и жестокое обращение, чем расследовать преступления, заниматься реабилитацией жертв пыток.
С каждым годом растут новые правозащитники. Людям интересно. Люди хотят что-то менять.
Но, кроме забот по подготовке новых мониторов, осуществляющих проверку мест несвободы, для меня важно, чтобы данная тема стала приоритетом государства, чтобы государство брало ответственность за то, что происходит за закрытыми дверями.
И не просто на словах. Например, не только вписать в законе, что реализацией НПМ занимается Уполномоченный по правам человека, но и финансировать его работу!
Модель Омбудсман +, работающая бок о бок с гражданскими активистами, – уникальна. Но ее нужно поддерживать и развивать, а не давать на откуп донорам или привлекать неравнодушных людей на общественных началах.
Если предупреждение пыток будет государственной политикой, тогда и пытки как явление исчезнут. Хочу поставить это на системный уровень государства. И это моя задача на ближайшие три года”.
Фото – Валерия Мезенцева, Центр информации по правам человека
