Уроки Крыма: Несмотря на травму, мы должны найти силы для развития
Я был поражен исследованием Леонор Нот из Лондонской школы экономики. Она за несколько месяцев до аннексии Крыма завершила исследовать крымские идентичности. Проведя несколько десятков глубинных интервью, она выделила 5 групп – от наиболее лояльных к Украине, Крыму к наиболее пророссийским.
Она с удивлением отметила, что даже самые пророссийские группы в Крыму отвергали мысль о том, что Крым должен стать частью России. Они не видели, как такие серьезные изменения могли бы произойти без большого кровопролития, без серьезных угроз безопасности. Потеря безопасности и мирных условий жизни была самым большим ужасом для людей, независимо от того, какие они представляли политические взгляды.
После того, как России удался Blitzkrieg, эта ситуация развернулась в зеркальную сторону. Страх потерять безопасность, кровопролитие теперь ощущается теми, кто хочет возвращения свободы и возвращения Крыма в состав Украины. Это очень четко подчеркивает основной вызов, который за последние сто лет стоит перед украинским и крымскотатарским народами – вызов безопасности.
Фантастическое количество людей положили свои головы в ХХ веке. Мы говорим о половине крымских татар, которые не пережили депортацию. Мы говорим о миллионах украинцев, которые не пережили Голодомор. Еще сотни тысяч крымских татар и миллионы украинцев не пережили Вторую мировую войну и последующие советские репрессии.
Весь ХХ век был серьезной борьбой за выживание в каждом поколении. И эта борьба за выживание еще и передавалась по наследству. Травма, которую испытывало одно поколение, отражалась через воспитание, поведение, традиции в следующее поколение, аккумулировалась в культуре.
Травма или посттравма определяет современную Украину и крымских татар. В этой травмы – свои особенности. Она укрепляет, делает характер сильным, учит защищать свое, учит выживать. И украинцы, и крымские татары – чемпионы по выживанию. Они знают, что значит защищать свое. Каждое слово на родном языке, каждый элемент идентичности, каждый артефакт – ценнее жизни и защищаются до последнего.
Ценности выживания имеют еще одну сторону. Эти ценности говорят, что нельзя доверять, лучше закрыться, лучше беречь то, что ты сейчас уже имеешь, чем рисковать ради нового достижения. Ценности выживания – несовместимы с ценностями развития. Ценности выживания говорят тебе, каким образом выжить. Тогда как ценности развития раскрывают, каким образом стать успешным в этом большом и открытом мире.
В глобализированном мире оказывается, что те нации, которые выходят из ценности выживания, не становятся конкурентными. Им очень трудно ответить на вопрос, что они привносят в мир и каким образом они находят свое место в глобальном месте.
Мы не знаем, сколько времени продлится оккупация Крыма. Мы должны быть честными. Она может длиться год, а может – долгие годы. Борьба за свободу, выживание будет актуальной для сотен тысяч людей.
Мы помним, как недавно вся страна наблюдала за глумливым судебным процессом над Ильми Умеровым. Мы видим, каким образом неопределенность с завтрашним днем подавляет мечты и развитие.
Наибольший вызов перед крымскими татарами – это вызов, который мы в свое время пережили, – неспособность одновременно выживать и развиваться приводит к кризису.
Если однажды неожиданно наступает свобода, то на повестке дня стоит вопрос, на который очень сложно ответить: “А что с ней делать?”
Когда 24 августа 1991 года Украина стала независимой, а 1 декабря этого же года 91% украинцев подтвердили это голосованием, вдруг оказалось, что мы имеем вакуум управленческих возможностей, ответственности и не совсем понимаем, как должны распоряжаться сами собой. Вдруг оказалось, что единственные, кто был носителями управленческих навыков – это те, кто представлял вчерашний режим.
Подобный вызов однажды может предстать перед крымскими татарами и Крымом в целом. Если в один день быстрее, чем мы ожидаем, начнется падение Российской империи и Крым станет свободным. Каким Крым мы хотим видеть? Как мы представляем его будущее? Как представляем управление Крымом, сосуществование различных групп, утверждение культуры и одновременно развитие культуры? Как мы видим взаимодействие Крыма и мира?
Это вопросы, на которые очень трудно отвечать сейчас, когда мы сфокусированы в одной точке – когда мы все сфокусированы на выживании.
Сегодня у нас есть вызов – как одновременно примирить ценности, которые позволяют выжить и которые позволяют развиваться.
А это значит, что Крыму и его сообществам нужен новый консенсус. Он состоит в том, что опытные в противодействии системе и те, которые стремятся смотреть на себя в контексте глобализирующегося мира, договариваются не оппонировать друг другу. Они договариваются, что имеют внутреннее согласие на несогласие, что готовы энергию, которую они могли бы тратить на внутренние споры, тратить на то, чтобы достичь свободы для Крыма и достичь собственного развития ради свободы полуострова.
Что это означает для крымских татар в Украине? Это означает необходимость создания здесь эмбрионов институтций, которые однажды должны заработать на благо свободного Крыма, начиная от образовательных центров и заканчивая управлением. Это вышколы, квалификации, компетенции, умения и то, чего очень недоставало нам в начале 1991 – 1992 годах в украинском дискурсе.
Украинская диаспора сделала огромную услугу современным украинцам. Она помогла сохранить ощущение важности, ценности и сохранение своей идентичности.
Украинская диаспора меньший вклад смогла сделать в помощь Украине приспособиться к новым вызовам, которые пришли в начале 1990-х. Как стать успешным в рыночной экономике, демократии? Как построить системы принятия решений? Каким образом обеспечить адекватность своего управления. Это те вопросы, о которых уже сейчас есть смысл говорить.
Мы имеем гораздо более сложные вопросы по Крыму, чем вопросы по Украине. Украина имеет образец, с которого она может попытаться скопировать решение – это европейское пространство. Но скопировать их с центральной или восточной Европы для Крыма, где есть так же другая традиция, будет сложно.
Не забываем о том, что крымскотатарская культура – часть тюркской семьи культур. Крымские татары привносят к нам цивилизацию исламского мира. Поэтому важно, чтобы они в процессе своего развития могли бы развиваться в ту сторону, которая не означала бы отказа от собственного наследия. Это означает, что копи-паст решений, разработанных то ли во Львове, то ли в Варшаве, или в Брюсселе, не всегда будет адекватным.
Нужна дискуссия о том, какими должны быть эти решения, что такое успешность в Крыму, что такое успешная крымскотатарская идентичность, что такое крымскотатарское лидерство, что такое управленческие способности в крымскотатарской среде. Все эти вопросы потребуют ответов.
Есть еще один соблазн, который во многих случаях может отнимать много усилий, – соблазн строить исключительно собственные институции.
Украинский опыт, например, построения Свободного университета в Мюнхене или других учебных заведений заключается в том, что попытка строительства своих институций не всегда означает, что они будут конкурентными. Поэтому вопрос заключается еще и в том, как становиться частью успешных, конкурентных институций. Как должны выглядеть крымскотатарские студии в Киево-Могилянской академии, в Гарварде? Как должны выглядеть крымскотатарские студенты в Гарварде, которые не являются частью крымскотатарских студий?
Другими словами, мы бы должны были говорить о том, каким образом крымские татары должны стать образованнее, сильнее управленчески, которые могут справиться и с борьбой против несвободы, и с появлением свободы.
Я не могу сказать, что преодоление нынешнего опыта будет простым. Мы видим, что каждый день новой травмы, оккупации будет скорее всего означать сложность во взаимодействии с этой посттравмой. Должны это так же понимать, потому что кризис выхода из кризиса также требует адресации.
Я как украинец чувствую, что мы не сделали всей домашней работы по отношению к крымским татарам в вопросе безопасности. Мы не сделали этого так же и для Украины. Но мы сейчас должны понять, что мы в одной лодке, и все вместе делаем одну работу.
В этой связи я бы смотрел еще шире, чем мы обычно говорим о восстановлении крымскотатарского языка или культуры в крымскотатарской среде. Я бы поставил вопрос шире – а сколько украинцев обладают крымскотатарским языком, а сколько украинцев уверенно чувствуют себя во взаимодействии с крымскотатарской культурой?
Мне кажется, что домашнюю работу имеем мы все – и крымские татары, и украинцы.
Выступление участника Несторовской группы Евгения Глибовицкого в Крымском доме во время вечера, приуроченном ко Дню Достоинства и свободы.
