От Купянска до Мелитополя: российская система пыток в незаконных местах содержания
Похитили из дома под дулами автоматов, надели мешок на голову, засунули в машину и вывезли в неизвестном направлении. Держали в переполненной камере без свежего воздуха. Не давали достаточно пищи и воды, не лечили.
Водили на допросы, пытались узнать имена местных военных, активистов, волонтеров. Били кулаками, ногами, дубинками, прикладами автоматов. Подсоединяли клеммы к пальцам, груди, гениталиям и включали ток. Угрожали депортацией, увечьем, изнасилованием, расстрелом.
Это типичный сценарий для многих гражданских, которых российские военные незаконно похитили в Купянске, Херсоне, Новой Каховке, Мелитополе, Бердянске и других оккупированных населенных пунктах.
Описания пережитого повторяются порой до мелочей: одинаковые задержания, пытки и допросы, схожие условия содержания и правила поведения в заключении.
Такое поведение по отношению к жителям оккупированных территорий является частью глобальной политики террора гражданского населения Украины, отмечают правозащитники. Это может быть доказательством систематичности и широкомасштабности российских преступлений – элементов, составляющих преступления против человечности, в частности.
Аналитики ZMINA проработали показания потерпевших, которых россияне незаконно удерживали в разных местах на оккупированных территориях в период с апреля 2022 года по март 2023 года. Пересказываем главное из аналитического доклада “Незаконные задержания, пытки и жестокое обращение с гражданским населением Украины: сходство практик совершения преступлений в областях, оккупированных Россией в 2022 году”.
Кого и как выискивают россияне в оккупации?
Российские власти руками военных установили на оккупированных территориях “безопасный режим”: проверка документов на улицах, процедуры “фильтрации”, обыски в государственных учреждениях, на частных предприятиях и в жилых домах.
“У нас проходили плановые [проверки]. Россияне – Росгвардия – проводили обыски у населения. Искали обычно партизан и всех, кто против Российской Федерации. Для устрашения населения”, – рассказал опрошенный потерпевший.
В первую очередь российские военные ищут в оккупации действующих и бывших правоохранителей и военных, особенно служивших в АТО/ООС. В качестве угрозы они воспринимают и представителей местного самоуправления, волонтеров, активистов, работников сферы культуры, педагогов, а также любых гражданских, хоть когда-то выражавших свою поддержку Украине.
Чтобы идентифицировать этих людей, россияне часто используют документы, которые они захватили в административных зданиях. Это, например, перечни военнообязанных или списки атошников, которые должны были получить земельные участки.
Также силовики РФ ищут людей по фото и видео с акций сопротивления в начале полномасштабного вторжения, а порой даже предъявляют задержанным фотографии со времен Евромайдана.
На оккупированных территориях людей могут задержать на улице: остановить для проверки документов и забрать в место несвободы. Часто россиянам не нужны причины и доказательства – они неоднократно конструировали обвинения только на основе собственных догадок и предположений.
Так, одного из опрошенных потерпевших россияне задержали из-за того, что нашли фото его племянника с символикой “Правого сектора”. В то же время сам племянник уехал за границу еще до 24 февраля 2022 года.
Во время обыска у другого пострадавшего россияне обнаружили шарфик футбольного клуба “Металлист”. Мужчину обвинили в участии в событиях в Одессе 2 мая 2014 года, потому что в тот день эта команда должна была играть в Одессе с местным “Черноморцем”.
В то же время, основным источником свидетельств о местном населении для россиян является информация от других гражданских. Важно отметить, что речь идет не только о доносах, к которым россияне всячески побуждают людей. Часто это данные, полученные под пыткой от задержанных ранее.
Так, россияне могли поставить задержанным условие:
“Хочешь выйти – сдай 10 наркоманов, 10 атошников. Давали ребятам бумажку, карандаш – пишите”, – вспоминает один из опрошенных.
Таким образом российская администрация пытается, в частности, еще и разрушить устоявшиеся социальные связи в общинах, отмечают правозащитники. Люди, которых держали в одном месте, порой склонны мнительно воспринимать даже друг друга.
Кроме того, довольно часто потерпевшие знают, кто передал свидетельства о них российским подразделениям. Как следствие они разрывают старые социальные связи, перестают общаться с бывшими друзьями и знакомыми или даже пытаются переехать.
Условия были схожими и в Херсонской, и в Запорожской, и в Харьковской области
Правозащитники ZMINA исследовали, в частности, камеры пыток, которые россияне обустроили в изоляторах временного содержания в Херсоне и Купянске, в исправительной колонии №66 в Бердянске, а также в полицейских отделениях Новой Каховки и Токмака.
Несмотря на то, что в этих местах есть необходимая инфраструктура, россияне создали там бесчеловечные условия.
Часто потерпевшие рассказывают о переполненных камерах: в четырехместной камере, например, могли содержать около 20 человек. Поэтому многим задержанным гражданским приходилось спать на полу, иногда даже без матрасов. Более того, документаторы ZMINA зафиксировали случаи, когда удерживаемые могли только стоять в камере.
Все опрошенные, чьи показания анализировали в отчете, отмечали, что в течение всего времени содержания они были лишены какой-либо конфиденциальности. В части камер, где держали опрошенных, вообще не было туалета. Для естественных нужд им давали традиционно пластмассовые бутылки, ведра либо даже кастрюли. Эти емкости стояли в той же комнате, где и заложники, однако выносить их разрешали не всегда.
Большинство опрошенных отметили проблемы с питьевой водой и плохое питание: кормили их нерегулярно, а продукты были в основном несвежие. Часть потерпевших получала еду только в передачах от родных.
Однако для некоторых задержанных россияне вообще не принимали передачи. Это могло быть “наказанием” за нарушение установленных оккупантами правил или попыткой скрыть то, что они держат человека у себя.
Многие потерпевшие отмечают, что россияне ограничивали доступ свежего воздуха в камеру.
“Я вышел 28 мая, но там (в незаконном месте содержания. – Ред.) все равно круглосуточно работало отопление – две большие толстые трубы. Там было просто невозможно дышать. Это было как баня, из которой ты не можешь выйти”, – рассказывает опрошенный потерпевший, которого держали в исправительной колонии №66 в Бердянске.
Российские военные и силовики используют доступ к свежему воздуху еще и как дополнительный элемент давления на задержанных. Так, документаторы получили ряд свидетельств о том, как охранники или конвоиры намеренно закрывали кормушку – окно для передачи еды в дверях камеры. Это окошечко часто было единственным местом, через которое в помещение поступал воздух, поэтому, когда его закрывали, в камере становилось очень тяжело дышать, передают потерпевшие.
В целом “наказание” из-за ухудшения условий содержания является распространенной практикой среди россиян. О таких случаях рассказала подавляющая часть опрошенных, которых держали в оккупации в разных областях Украины.
Пострадавшие из Новой Каховки, Купянска или Бердянска описывают очень подобные “правила поведения” в содержании, манеры общения с ними охранников, а также процедуры конвоирования. Они вместе с тем напоминают типичные процедуры, характерные для пенитенциарных учреждений РФ.
Так, когда двери камеры открывают, все задержанные должны стать лицом к стене, опереться руками и расставить ноги. Голову и глаза нужно всегда держать опущенными.
Обычно человеку, которого забирают на допрос, надевают на голову шапку или мешок, иногда дополнительно заматывают сверху скотчем. Ведут с завязанными руками, в полусогнутом положении.
“Выходишь из камеры, лицом к стене. Тебе сразу пакет на голову надевают, скотчем мотают. Руки – назад, надевают наручники. И два человека тебя под руки, “в ласточку” вытаскивают”, – рассказал потерпевший из Купянска.
ZMINA зафиксировала также нередкие случаи, когда конвоиры намеренно создавали ситуации, чтобы задержанные травмировались: по пути на допрос человека с мешком на голове могли толкнуть в стену или сделать так, чтобы он споткнулся на лестнице.
Подобные схемы допросов и пыток
Правозащитники отмечают, что большинство опрошенных перенесло пытки: не издевались разве что над “ценными” пленными или слишком больными.
Так, документаторы зафиксировали несколько случаев, когда оккупанты похитили и содержали женщин с онкозаболеваниями. К ним почти не применялось физическое насилие, однако издевались психологически и не давали возможности регулярно принимать необходимые лекарства.
Остальных задержанных в разных городах на оккупированных территориях пытали подобными методами. Даже специальные элементы пыток повторялись.
Чаще всего людей били: руками, ногами, резиновыми дубинками, деревянными битами, прикладами оружия. Иногда использовали для избиения то, что было под рукой, например книги или пластиковые бутылки с водой.
Задержанные также рассказывали о специфических длительных избиениях: они не представляли прямой угрозы жизни, но из-за постоянного влияния терпеть их было невозможно, вспоминают опрошенные.
“Они брали обычную пластиковую водопроводную трубу и хлопали. Сначала вроде бы ничего страшного, но, когда они так минут 10 делают, ты готов умереть там”, – рассказывает один из пострадавших.
На всех оккупированных территориях к задержанным применяли электрический ток. Потерпевших могли бить электрошокерами во время обысков, задержаний или в камерах. В то же время худшими были пытки током на допросах. Большинство опрошенных вспоминают это как самый плохой опыт за все время содержания.
“Привел меня туда. Говорит: “Садись на пол, обопрись на стену спиной, ноги вперед”. Мне тапочки сняли и на пальцы клеммы накинули. Говорит: “Рассказывай: полиция, СБУ, атошники – кого знаешь?” И начинает бить током”, – вспоминает потерпевший из Мелитополя.
Чтобы усилить страдания задержанных, клеммы, по которым подавали ток, подсоединяли к самым чувствительным частям тела: пальцам, ушам, соскам, гениталиям.
Потерпевшие отмечают, что оккупанты делали перерывы в пытках, чтобы человек не потерял сознание и частично восстановил чувствительность поврежденных участков тела. Кроме того, пытки ненадолго останавливали, чтобы жертва осознала свое положение и стала более сговорчивой, пересказывают пострадавшие слова россиян.
Военные, пытавшие опрошенных, часто чередовали виды пыток, чтобы причинить большие страдания. Так, одного из потерпевших в течение четырехчасового допроса били по затылку бутылкой с водой, душили кабелем, надевали на голову пакет и зажимали рот и нос, угрожали электрическим током, приставляли к голове оружие и стреляли рядом.
“Уже, наверное, на втором или третьем ударе я стала чувствовать, что с головой что-то [не так]. Наверное, разбили, потому что была сильная боль, в глазах все белое. Начало тошнить, кружиться. Я кратковременно потеряла сознание. Тогда они начинали делать что-то другое”, – вспоминает женщина.
Все опрошенные рассказали о постоянном психологическом давлении на них и других удерживаемых. Так, документаторы ZMINA неоднократно фиксировали случаи парных допросов, когда одновременно задерживали, допрашивали или пытали родных или близких друзей. Пострадавших постоянно запугивали, угрожали убийством или увечьем. Распространенными также были случаи имитации казней.
“Меня специально били при ней [жене]. Потом они вывели ее в другую комнату, а мне дважды стрельнули из пистолета у уха. Ей сказали, что все – меня расстреляли”, – передает один из потерпевших.
Правозащитники отмечают, что такая имитация убийства связана с риском незапланированного выстрела, а значит, напрямую угрожает жизни жертвы.
Большинство задокументированных случаев аналитики ZMINA однозначно оценивают как пытки: российские военные, силовики и их подчиненные осознанно причиняли задержанным сильные страдания.
Типовые исполнители
Потерпевшие из Запорожской, Херсонской и Харьковской областей отмечают, что задержаниями и допросами, как правило, руководили представители ФСБ РФ. Часто они были одеты в гражданскую одежду, однако имели элементы военного снаряжения, такие как обувь, и не показывали своих лиц. Для этого либо они сами надевали балаклавы, либо завязывали глаза потерпевшим, либо все вместе.
“ФСБ занимается задержанием людей, сбором информации, допросами. Они все всегда в штатском, передвигаются на автомобилях без номеров – просто черная табличка”, – отмечает опрошенный из Херсона.
Кроме эфесбешников, допросы и так называемые следственные действия проводили военные, называвшие себя представителями незаконных вооруженных формирований “Л/ДНР” или полицейскими. Порой они лишь психологически готовили задержанного к встречи с ФСБ.
“В течение шести или семи часов в комнату заходили разные так называемые «представители новой полиции». Каждый из которых рассказывал мне грустную историю о том, какие они бедненькие, как они голодали, как им денег не давали. И как они пошли работать на Россию, чтобы спасти людей и тому подобное”, – вспоминает один из пострадавших.
Охранников и конвоиров в незаконные места несвободы часто набирали из местного населения. Иногда это были люди, ранее отбывавшие наказание за уголовные правонарушения. Они хорошо знают тюремную культуру и используют самые плохие практики в своем отношении к гражданским задержанным.
Некоторые опрошенные рассказали об “обучении” местных, которые согласились работать на врага в подобных камерах пыток. После этого обычно режим содержания ужесточался: запрещали общение между камерами, тщательнее проверяли передачи от родных, чаще устраивали обыски в камерах.
По словам исследователей, россияне и их подчиненные координировали свои действия не только на уровне одного места содержания, но и между разными такими объектами. Так, зафиксированы случаи, когда задержанных перевозили в место несвободы в другом населенном пункте и передавали охране данные о причинах их задержания. В некоторых случаях задержанных обозначали как “политических” или обвиняемых в содействии движению сопротивления или сотрудничеству с ВСУ. Тогда к такому человеку на новом месте относились строже.
Подобная система пыточных является частью общей политики террора на оккупированных территориях, отмечают правозащитники. Обычно такие места работают открыто, иногда даже подчеркнуто демонстративно. Местные жители знают не только, где держат похищенных людей, но и что там с ними делают.
Российские власти укореняют оккупационный режим через страх, целенаправленно разрушают социальные связи в общинах и взаимное доверие между людьми. Силы РФ устанавливают контроль также над сетями связи и интернетом, чтобы оборвать связи людей в оккупации с подконтрольными Украине территориями. Это ко всему существенно усложняет сбор свидетельств о преступлениях россиян, отмечают правозащитники.
В то же время часть пострадавших постепенно теряет веру в то, что виновные будут наказаны, по крайней мере, в скором будущем, поэтому они проявляют все меньшее желание свидетельствовать о пережитом.
Диана Колодяжная для Громадського
