Борьба с “экстремизмом”: как российские силовики преследуют украинцев в Крыму

В течение последнего года 59 крымчан были признаны экстремистами и поборниками нацистской идеологии из-за демонстрации своих проукраинских настроений. Почти все они прошли через обыски, штрафы и унижения, половина – через административные аресты.

Как крымские суды рассматривали дела против украинцев, которых “поймали” на прослушивании украинской музыки, демонстрации украинской символики и даже просто продаже памятных монет, анализировали правозащитники “Крымского процесса“. Рассказываем ключевое из этого исследования.

Нацисты или экстремисты?

До января 2024 года оккупационные суды в Крыму квалифицировали любые действия в поддержку Украины как экстремизм. Затем в российском министерстве юстиции “допилили” норму, по которой лозунг “Слава Украине!”, несколько изображений трезубца и черно-красный флаг признали признаками пропаганды нацизма.

Таким образом “судьи” оккупационных “судов” получили усиленный инструментарий для борьбы с “бендеровцами”. Впрочем, по выводам “Крымского процесса”, норма “не зашла”, поскольку требует дополнительных движений, в отличие от экстремизма.

Лишь в 4 случаях из 26 арестов крымчанам инкриминировали пропаганду нацизма, но упомянули о новой норме только в одном постановлении.

Теоретически признание действий подозреваемых экстремистскими тоже предполагает определенные шаги. Опираясь на научные работы российских ученых-правоведов, суд должен сделать следующее: установить факт публичного распространения определенной символики, атрибутики и т.д., затем сопоставить обнаруженную символику с перечнем экстремистских материалов от министерства юстиции или установить связь символики с организацией, признанной российскими властями как экстремистская. После того, суд должен сопоставить обнаруженную символику с той, которая представлена в уставных документах экстремистской организации, а при отсутствии устава – установить использование обнаруженной символики как постоянной или систематической в деятельности организации, признанной экстремистской (с учетом выводов соответствующих экспертиз). В завершение суд должен установить мотив лица на предмет направленной и сознательной экстремистской деятельности.

Крымские оккупационные “суды” упростили эту схему до одного шага – экспертизы, связывающей “раздражающее” действие (использование украинских песен, украинского флага, фото Шухевича и т.д.) с постоянной атрибутикой структур, которые россияне когда-то признали экстремистскими. Ни фамилии экспертов, ни их должности в большинстве случаев в решениях суда не представлены. Аргументы, на которых построены выводы анонимных “экспертов”, – тоже.

При этом довольно распространенной является ошибка, когда “эксперты” относят какие-то слова или символы к атрибутике Организации украинских националистов, утверждая, что она была запрещена в России. Но это не соответствует действительности, в отличие от Добровольческого движения Организации украинских националистов, которое имеет похожее название, однако является совсем другой организацией. Впрочем, суды на такие “мелочи” не обращают никакого внимания.

“Опер” лучше знает

Интересной особенностью в рассмотрении таких дел стало то, что определенное количество из судебных решений вообще не опирается ни на какие сторонние выводы знатоков-специалистов. Иногда “суд” по своему усмотрению определяет принадлежность определенной атрибутики к той или иной организации.

Например, как это было в деле против Анжелы Костериной, в котором судья Киевского районного суда Симферополя Галина Хулапова самостоятельно отнесла несколько вариантов песни “Червона калина” к неофициальным гимнам нескольких запрещенных организаций.

Еще один стандартный ход для рассмотрения такого рода дел: вместо выводов специалиста или экспертизы просто заслушать объяснения постороннего лица, чтобы сделать выводы о связи с экстремистскими организациями.

Так, в деле против Марии Замирайло были взяты объяснения у учителя истории МБОУ “Лицей” Симферопольского района, который предоставил нужные правоохранителям сведения о том, что изображение “трезубца” является символикой ОУН. В принципе, так можно любого опросить, кто готов предоставить нужные для дела выводы независимо от фактических обстоятельств и предмета разбирательства.

Среди других сомнительных вариантов доказывания связи обнародованной украинской символики с “экстремистами” – оперативно-розыскные мероприятия “Наведение справок”, как в деле против ялтинца Павла Фруктина.

И это не единичный случай – в деле против Динара Абдураимова оперативник вообще самостоятельно выписал справку о том, что обнаруженная атрибутика использовалась украинскими националистами, которые в свою очередь сотрудничали с нацистами. Откуда он такое взял, какими методами определил и на какие источники опирался – не указывается. Но эта справка стала ключевым доказательством доказательства вины и ареста.

Инструмент оправдания террора

Крымские “судьи” также не занимаются определением мотивов и поведением лица на предмет сознательной экстремистской деятельности.

Наиболее иллюстративным в этом смысле является случай в деле против Ивана Горбашова. Тогда привлеченный к ответственности житель Феодосии Иван Горбашов в суде дал убедительные объяснения о демонстрации символики с целью получения коммерческой выгоды. Ведь символика была элементом на монете, которую Горбашов выставил на продажу для нумизматов. Из определения суда следует, что сотрудники крымского Центра противодействия экстремизму (ЦПЭ) нашли на в интернете объявление о продаже трех монет. По информации аналитического центра “Сова” это был набор “Героям Майдана” из трех пятигривенных монет, выпущенный Нацбанком Украины в 2015 году.

Несмотря на заявленные мотивы, которые явно указывают на отсутствие намерения пропагандировать экстремизм, “суд” не проверял эти обстоятельства, не давал им оценку и избрал наказание в виде лишения свободы.

В некоторых делах остался под сомнением факт самого действия, которое было признано противоправным. Так, Павел Фруктин в “Ялтинском городском суде” объяснил, что не кричал со своего балкона фразу “Слава Украине”. Доказательства, убедившие “суд” в том, что он это кричал, – донос одного из соседей и рапорт правоохранителя, который принял этот донос. Эти лица не были допрошены в суде для исключения вариантов клеветы, неприязненных отношений, мести и тому подобное.

Такое необъективное отношение к делам о демонстрации проукраинских убеждений является системным, отмечают в “Крымском процессе”. “Суды” тотально демонстрируют поверхностный подход к доказательствам о предмете правонарушения и допускают грубые ошибки. А также выносят довольно суровые решения.

Среди проанализированных дел нет ни одного решения об оправдании или о возвращении на доработку. Оккупационные “суды” во многих случаях не склонны выбирать более мягкие формы наказания, даже когда речь идет о пожилых людях и женщинах. Более того – довольно часто одна демонстрация украинской символики приводит сразу к признанию человека виновным в нарушении сразу двух или даже трех статей Кодекса об административных правонарушениях.

На фоне других, в основном незаконных методов репрессий за проявление проукраинских позиций, судебные процессы над крымчанами выглядят лишь как искусственная легализация и формальное оправдание незаконных действий. Они имеют целью создать картинку ожесточенной борьбы с экстремизмом или пропагандой нацизма, а не подавления мирного сопротивления жителей оккупированных территорий.