Суперинтендант, работавший по делу Брейвика: “выбивание” признаний не работает
В 2011 году террорист Андерс Брейвик совершил в Норвегии двойной теракт, унесший жизни 77 человек (из которых 69 подростков). После задержания опросом Брейвика руководил суперинтендант Асбйорн Раклев, который за 10 лет до того изучил в Великобритании, а затем помог внедрить на родине метод так называемого “процессуального интервью”. Этот метод существенно отличается от классического допроса. Раклев уверен, что благодаря ему норвежская полиция смогла получить от Брейвика надежные показания, которые стали основанием для осуждения террориста. Сейчас Раклев учит практике процессуального интервью полицейских во всем мире.
В январе детектив по приглашению МФ “Возрождение” встретился с украинскими правозащитниками, юристами и полицейскими. Он рассказал, почему опрос подозреваемого без давления и манипуляций дает лучшие результаты, чем допрос ради получения признания. Дальше – прямая речь.
“ДОПРОС – ЭТО ПОПЫТКА ЗАСТАВИТЬ ПОДОЗРЕВАЕМОГО ПРИЗНАТЬСЯ”
Я 25 лет работал в полиции в Осло. В то же время у меня была возможность изучать полицейские расследования с научной точки зрения. Я хотел бы рассказать вам, как изменилась наша норвежская полиция, как мы преодолели путь от допросов к так называемому процессуального интервью.
Насколько я понимаю допрос, то это попытка полиции заставить подозреваемого признаться. По крайней мере, так меня учили в 90-х годах, когда я сам стал детективом. Но научные исследования доказали, что существуют совершенно другие способы расследования преступлений. Это направление получило название процессуального интервьюирования.
Методология мышления работников системы уголовной юстиции опирается на желание подтвердить свои предыдущие версии, но это – неправильно. Это очень опасно, в конце концов. Существуют более умные подходы. Но главной проблемой как в Украине, так и в Европе есть, так сказать, неписаный закон.
Ложные признания имеют место по всему миру, и они характерны как раз для тех систем уголовного правосудия, где большой акцент делается именно на получении признания.
Вы знакомы с Innocence Project в США? Это независимая организация, которая помогает невиновным людям выйти на свободу. Сейчас благодаря этому проекту уже 351 человек вышел из американских тюрем. Но это лишь верхушка айсберга невинно осужденных. По мнению аналитиков этого проекта, в 8 из 10 случаев причиной несправедливого осуждения является неправильная идентификация личности. Свидетель просто указал не на того человека. Но я хотел бы особое внимание обратить на другое: почти в четверти всех случаев несправедливого осуждения лицо признается в содеянном преступлении, хотя является невиновным. Это подтверждено исследованием. Если посмотреть на дела об убийствах (в этом исследовании было 113 таких дел), то вы увидите, что почти в 7 из 10 случаев невинные люди признавались, хотя и не были виноватыми.
Ложные признания часто ведут к неправомерному осуждению. Почему? Потому что у полиции есть традиция – добиваться признаний. В одних случаях это могут быть пытки, в других – психологическое насилие, в третьих – манипуляции. Но установка полиции одинакова: они пытаются подтвердить свои подозрения. Они не проверяют других версий. Нам надо осознавать эти проблемы, и те опасности, которые возникают в связи с ложными признаниями.
В Норвегии известно одно дело 1995 года. Девушка была убита буквально возле собственного дома. Расследовать это преступление было довольно трудно: никаких подозреваемых, никаких доказательств, а давление на полицию было достаточно высокое. Прошел год – ни одного движения. И тогда полиция заподозрила одного молодого человека. Его арестовали, надеясь получить от него признание. Мужчину допрашивали часами каждый день. В конце концов, тот парень признался. Позже он отказался от своих показаний, но его признания все равно вошли в дела, и его осудили.
Позже, во время рассмотрения апелляции защита пригласила британского эксперта выступать в суде. Этот профессор изучил дело и выступил в норвежском суде в качестве эксперта. Он отметил, что норвежская полиция применяет при расследованиях манипуляции, давит на подозреваемого, и это довольно опасная вещь, особенно, если помнить, что человек находится в месте несвободы. Надо быть очень осторожным, поскольку полученные таким образом признания могут быть ложными.
Я тогда был полицейским и очень хорошо помню, как мы, норвежские полицейские, отреагировали на слова этого профессора. Приехал, видите ли, к нам, в Норвегию, и нам говорит, что мы что-то не так делаем. Кто этот профессор? Но при этом я заметил, что в своем докладе профессор сослался на большое количество источников, книг, результатов исследований. Ни я, ни мои коллеги ничего о них не слышали. Ученые, как мы увидели, исследуют, как ведут расследование полицейские. А мы, полицейские, ничего не знаем о результатах этих исследований. Поэтому я обратился к нашему руководителю в Осло и попросил отправить меня в Великобританию, туда, где собственно велись эти исследования. Мне дали год на то, чтобы я в Англии мог обучаться в магистратуре на психологии.
В Норвегии мы учились на методиках прошлого – полицейский учился проводить допрос от своего начальства, а тот от своего начальства. И было еще одно, что я считал особенно проблемным: все эти методы скрывались самой полицией. Все полицейские методички имели грифы “для служебного пользования”. В своей магистерской работе я задал вопрос: а могут ли существовать такие секретные методы расследования? Конечно же, нет. Ведь мы демократическое государство.
Восемнадцать лет назад мы разработали специальную программу обучения, и сейчас она насчитывает 16 модулей, которые обязательно должен прослушать полицейский перед тем, как получит квалификацию детектива.
Сейчас эта модель получает распространение в мире. В прошлом году я трижды побывал в Пекине после того, как рассказал об этой модели. В Китае невиновных людей не просто арестовывали и сажали в тюрьму, но и казнили. А это совершенно неприемлемо для современного общества. Даже в таких странах как Китай, Вьетнам, Индонезия поняли, что время меняться, и они интересуются различными новыми моделями и методиками интервью.
“СЕЙЧАС ВСЕ МЕНЬШЕ АДВОКАТОВ СОВЕТУЮТ КЛИЕНТАМ НЕ ОБЩАТЬСЯ С ПОЛИЦИЕЙ”
Я читал доклад, подготовленный специалистами в Украине: “Права человека за закрытой дверью”. В своем исследовании вы, в частности, пришли к выводу, что нигде в законах Украины не сказано, какую цель преследует допрос. Вы, наверное, знаете о работе Европейского комитета по предотвращению пыток (КПП). Члены комитета ездят по европейским странам, и, когда видят, что проблема существует не в одной стране, а в нескольких – они разбирают ее в своих стандартных отчетах. Когда речь идет о допросе подозреваемых, то в отчете КПП подчеркивается, что это задача, которая требует специальной подготовки. Почему же так много полицейских во всем мире этому не учатся? В некоторых странах надо ежегодно проходить аттестацию с меткости стрельбы или управления автомобилем. А вот по проведению допросов – нет. Есть уши, есть рот – значит можешь общаться. Конечно, но, если хочешь делать это профессионально, ты должен учиться. Кроме того, КПП отмечает, что точная цель допроса должна быть ясной, и заключаться она в получении точной и надежной информации. Допрос не ставит целью получить признание лица в преступлении.
Наша программа называется C.R.E.A.T.I.V – по первым буквам принципов, которые положены в ее основу. Это коммуникация (communication), верховенство права (rule of law), этика и эмпатия (ethics and empathy), активное мышление (active consciousness), доверие через открытость (truth trough openness), информация (information), научное обоснование (verified through science ).
Чрезвычайно важной для всей программы подготовки является техника проведения интервью. Мы делим интервью на несколько этапов. После того, как полицейский изучил дело, настроился психологически и подготовил комнату для интервью, он дает человеку возможность свободно изложить свою версию событий. Он слушает, не перебивая. И только после этого он может задать уточняющие вопросы. При этом мы советуем избегать наводящих вопросов, так как они могут влиять на ответ.
Одна из лекций в нашей программе посвящена методике стимулирования воспоминаний, путям, которые могут помочь опрашиваемому лучше вспомнить, что случилось. Ведь человеческая память – это не видеокамера. Научные исследования доказывают, что полиция, которая применяет такие методы стимулирования, может получить на 40% больше информации. Это подтверждено в сотнях различных исследованиях. Надо только знать, как это делать.
Проведение интервью является одной из основных задач полицейской работы. Я общался со многими полицейскими – все они, независимо от страны, согласились с этим.
Мы учим полицейских разрабатывать стратегию интервью. Прежде всего, готовясь к опросу, детектив должен идентифицировать потенциальные доказательства. Должны существовать доказательства, иначе как можно объяснить то, что человека арестовали? Прежде чем начинать опрос, нужно попробовать самому сформулировать какие-то альтернативные объяснения. Возможно, человек не виновен. Возможно, есть какая-то другая версия – нам надо проверить рациональность всех этих потенциальных объяснений.
Например, у полицейского есть отпечатки пальцев. Например, в американских пособиях полицейских учат немедленно демонстрировать доказательства подозреваемому: “У нас есть твои отпечатки, мы все знаем”. Они пытаются шокировать человека, чтобы он сразу “раскололся”. Но это не очень хорошая стратегия. Потому что если подозреваемый таки виноват, но не хочет в этом признаваться, он может попытаться придумать какое-то правдоподобное объяснение: “А, да? Мой отпечаток на месте совершения преступления? Черт, я наркоман, посмотрите, я героин употребляю, я иногда должен, знаете , вламываться в квартиры, обворовывать их, чтобы купить себе дозу. вы же знаете об этом, вы же меня уже арестовывали. Где это было, говорите? в центре Киева? Ну, конечно, да, я там вынес в свое время кое-что”. Одним словом, иногда подозреваемые дают такие объяснения, которые просто невозможно опровергнуть.
Как используем доказательства мы? Например, человека подозревают в убийстве пропавшей девушки. У нас есть свидетели, которые якобы видели, что девушку тянули в автомобиль, очень похожий на автомобиль подозреваемого. Мы провели обыск и в багажнике нашли волос девушки. Как мы теперь будем вести допрос? Мы считаем необходимым прежде всего проверить, кому принадлежит автомобиль, не пользовался ли автомобилем кто-то другой. Сколько ключей к автомобилю? Возможно, у кого-то другого есть ключи? Нет? Возможно, человек что-то перевозил в багажнике? Возможно, кто-то попросил что-то перевезти? Нет? Когда в ходе опроса детективы отработали версии, свидетельствующие о невиновности лица, только тогда мы показываем ключевой довод: “Ну, хорошо, если так, то скажите, пожалуйста, почему у вас в багажнике нашли волос жертвы?” На этом этапе подозреваемому будет достаточно трудно придумать какое-то правдоподобное объяснение. Мы же уже проверили версии, причем без принуждения, просто проводя опросы.
Такое мышление как раз дает нам лучший способ гарантировать принцип презумпции невиновности. Иными словами: если человек невиновен, должно существовать какое-то альтернативное объяснение, но если виноват, тогда найти такое правдоподобное объяснение очень сложно.
Но главное – это позволяет детективам не зацикливаться на одной версии. И заставляет их искать альтернативные объяснения. Это мы и называем стратегическим использованием доказательства. В Швеции, США, Соединенном Королевстве делалось исследование, и ученые пришли к выводу, что те, кто пользуется таким методом интервью, получают лучшие результаты. Собственно, качество полученных доказательств выше. Если полицейские сами не проработают альтернативные объяснения, то кто знает, возможно, в суде подозреваемый использует какое-то оправдательное объяснение. Иногда виноватые люди выходят из зала суда, так как возможности опровергнуть такое объяснение в суде уже нет.
При этом полицейскому не надо кричать, не надо изображать из себя мачо. Необходимо так же уметь завершить интервью, потому что именно это отражается в памяти опрашиваемых. Например, детектив спрашивает: “У вас есть какие-то вопросы ко мне?” Для этого много не надо, но человек чувствует уважение к собственному достоинству. Он возвращается домой, и рассказывает, что был в полиции, но полиция отнеслась к ней справедливо.
Ранее полицейские и адвокаты были на ножах. Ну конечно, а как адвокатам было нам доверять, если мы пытались применять всевозможные грязные приемы относительно их клиентов? Адвокаты советовали своим клиентам не давать показаний полиции. Но сейчас все меньше адвокатов советует своим подзащитным ничего не говорить во время интервью. Взаимоотношения наши намного улучшились. В конце концов, у нас общая цель – помочь сформироваться более совершенному справедливому обществу.
“НИКТО НЕ МОЖЕТ УКРАСТЬ У НАС ЦЕННОСТИ”
22 июля 2011 года Норвегия подверглась террористической атаке. Город превратился в зону боевых действий. После атаки на правительственное здание Брейвик продолжил убийства, переехав на остров Утойя. В то время там было 600 молодых людей, представителей Молодежного крыла Трудовой партии. Он пытался убить там как можно больше. Он не остановился, пока его не задержали. 69 подростков были убиты. Знаете, кто-то скажет, что это легкое дело для расследования – его арестовали на месте преступления. Но это было непростое дело. Почему? Потому что в самом начале нашего общения он пытался угрожать нам и всей стране. Он сказал, что это только начало, это не вся операция. В любое время можно включить террористические ячейки номер 2 и номер 3. Он заложил бомбу замедленного действия. И нам нужно было относиться к этой угрозе серьезно. Мы не знали, это простые слова, или он действительно планирует еще атаки.
Меня попросили делать общий надзор за допросом Брейвика. Как его опрашивать? Знаете, я задавал этот вопрос во многих странах. Очень хорошо помню, как в одной стране встал полковник и сказал: “Да мы бы его пытали. Нам же надо защитить людей”. Но являются ли пытки самым эффективным способом, когда нам нужна надежная и точная информация? А нам она была крайне необходима. Конечно же, нет. Сегодня уже есть куча публикаций, в которых говорится о результатах опроса исследователями сотен полицейских, и все они свидетельствуют об одном: существуют более рациональные, разумные способы расследования.
Наш тогдашний премьер Йенс Столтенберг (он сейчас возглавляет НАТО) в этом теракте потерял своих добрых друзей. Но реакция правительства была такой: “Завтра Норвегия останется такой, как и есть. Никто не может украсть у нас наши ценности, нашу демократию”. Когда руководитель управления полиции попросил меня быть руководителем процессуальных действий, он как бы сказал мне: “Не поступаться нашими ценностями”.
У нас есть наши законы, наше норвежское право. Это наша ценность. У нас есть установки, пособия, у нас руководящие принципы работы прокуратуры, есть обобщенная практика судов, есть международные правовые документы в области прав человека, к которым присоединилась Норвегия. Это тоже наши ценности. И вот именно это мне говорил руководитель. Брейвик не заставит нас отказаться от наших ценностей. Это было очень мощным мотивировочным моментом для меня, для моих сотрудников.
Брейвика интервьюировали совершенно так же, как и других подозреваемых по другим делам.
Вы видели шоу Опры Уинфри? Она интервьюирует президентов, и считается одной из лучших интервьюеров мира. Как вы думаете, она случайно ставит кресла друг против друга? Отнюдь, потому что это стимулирует коммуникацию. Мы же люди. Так я имею полномочия, зачем мне это еще демонстрировать своим особым положением в кресле в отношении человека, которого я опрашиваю? Так же мы и Брейвика опрашивали: в комнате с двумя креслами, с водой на столе. И в той же комнате мы опрашивали пострадавших.
В тот день на дежурстве была следственная Нина. Она 10 лет расследовала убийства, и мы знали, что она умеет пользоваться методологией процессуального интервью. Ей поручили опросить Брейвика, и она сумела установить с ним связь. Адвокаты Брейвика были в той же комнате.
В комнате у детектива есть экран, и иногда мы помогаем во время интервью – в серьезных делах. Тот, кто ведет надзор по опросу, может помочь детективу, выводя на экран какие-то вопросы или какую-то реплику типа: “Хорошо, можешь переходить к следующему вопросу. Мы уже получили достаточно информации”. И происходит это так, чтобы не нарушать коммуникации, которая уже установилась между двумя людьми.
Не знаю, как в Украине, но в Норвегии 30 лет назад мы жали руку потерпевшему, свидетелю, но не подозреваемому. Сейчас, поняв, что нам надо как можно больше качественной информации, мы должны применять принципы коммуникации.
Перед началом интервью полицейские называются, объясняют свою роль и предоставляют информацию. То есть мы рассказываем, почему мы в этой комнате, говорим, что если нужен перерыв, нужно выйти в туалет, или попить воды – необходимо просто сказать об этом. Мы информируем, что встреча наша записывается на видео, сообщаем о праве не отвечать, пользоваться услугами адвоката, и даем информацию о том, что будет происходить во время опроса. Почему? Потому что люди обычно нервничают, они же не знают, что будет происходить. А мы им рассказываем. Нервные люди не очень настроены на взаимную коммуникацию. Знаете, это, как на самолете: “Уважаемые пассажиры, мы сейчас на высоте 10 тысяч метров, с вами разговаривает капитан корабля…”. Вы, наверное, сотни раз это слышали. Что говорит вам капитан, наконец? Он говорит: “Я капитан, я знаю, где мы сейчас есть, я знаю, куда мы направляемся, и все будет хорошо”. Люди часто нервничают, находясь на борту самолета, и такая информация дает им возможность немного расслабиться.
Если я к каждому подозреваемому отношусь именно так, независимо от того, в чем его подозревают, он идет на контакт. С Брейвиком мы применяли ту же методологию. Это справедливо, во-первых, а во-вторых, доказательства, которые мы получаем в результате таких действий, являются более надежными. Да и исследователи говорят о том, что люди, к которым относятся именно так, готовы говорить с полицией откровенно. Конечно, надо этому научиться, но я очень рекомендую попробовать.
Записала Маргарита Тарасова, Центр информации о правах человека
