Не предательство и не победа: что означает решение Международного суда ООН по делу Украины против России

Анализируя решение Международного суда ООН от 31 января по делу Украины против России о нарушении последней Конвенции о борьбе с финансированием терроризма и Конвенции о ликвидации всех форм расовой дискриминации, трудно удержаться от его диаметрального восприятия: проигрыш или победа. Однако, если быть беспристрастным, стоит отметить, что это и не поражение, и не победа – это решение Международного суда ООН, которое является историческим и в любом случае будет влиять не только на международно-правовое положение РФ на мировой арене, но и на глобальные межгосударственные отношения по борьбе с терроризмом и дискриминацией по признакам национальности, цвета кожи, этнической принадлежности и т.д. (т.е. всего того, что в Конвенции о ликвидации всех форм расовой дискриминации называется расовой дискриминацией).

Действительно, Международный суд ООН отклонил значительное количество обвинений, выдвинутых Украиной относительно нарушения РФ указанных в иске конвенций, и удовлетворил лишь некоторые из них, но:

1. главным в решении является то, что РФ впервые на международном уровне признана нарушителем своих международно-правовых обязательств Международным судом ООН как высшим судебным учреждением человечества;

2. мотивы, по которым суд вынес такое решение, обусловлены формалистическим подходом к толкованию положений конвенций и вызывают опасения по поводу их будущей жизнеспособности.

Так, в отношении Конвенции о борьбе с финансированием терроризма суд очертил ограничительный подход еще в своем решении по юрисдикции от 8 ноября 2019 года, когда отметил, что эта конвенция направлена только на борьбу с финансированием терроризма, который совершают индивиды, и не урегулирует вопрос терроризма (так называемое “государственное спонсирование терроризма”).

Во вчерашнем решении Международный суд ООН пошел еще дальше и отметил, что термин “активы” (кстати, возникает дополнительный вопрос, каким образом официальный перевод этой конвенции на украинский язык вместо термина “активы” использует термин “средства”) означает только финансовые инструменты и не включает средства, которые используются для совершения террористических актов (в частности, оружие и обустройство тренировочных лагерей). Более того, для того, чтобы такое “финансирование” подпадало под действие конвенции, соответствующие лица должны знать о том, что такие активы будут использованы для осуществления террористических актов. А государства, чтобы бороться с соответствующими актами финансирования терроризма и нести ответственность по конвенции, должны быть уверены, что такие лица, осуществляющие финансирование, знали, что оно пойдет на осуществление террористических актов.

Похоже, что такая высота порога доказывания абсурдна и фактически приводит к тому, что привлечь кого-то к ответственности по Конвенции о борьбе с финансированием терроризма становится невозможным. Ведь можно просто передавать имущество (например, ЗРК “Бук” для сбития MH-17), а не “финансовые ресурсы” или собирать средства на деятельность террористической организации (например для зарплаты военным так называемых “ДНР” и “ЛНР”), а не на совершение террористических актов и таким образом абсолютно легально выходить из-под действия положений конвенции.

Фактически решение Международного суда ООН от 31 января внедряет законные варианты обхода положений Конвенции о борьбе с финансированием терроризма и предусматривает вполне легальные пути спонсирования терроризма, что не просто сводит на нет действие ее положений, но может стимулировать некоторые государства к такой деятельности.

Что касается констатированного нарушения РФ Конвенции о борьбе с финансированием терроризма, то речь идет об обязанности расследовать подозрения в финансировании терроризма. Россия, по мнению суда, эту обязанность не выполнила.

Какие это может иметь последствия? Во-первых, это доказательство того, что РФ не обеспечивает эффективных средств правового преследования лиц, которые совершают международные преступления и преступления международного характера и происходят или связаны с политическим режимом РФ. Во-вторых, не преследование лиц за финансирование терроризма вместе с попустительством военным преступлениям, использованием международных ордеров на розыск как средства борьбы с политическими оппонентами, а также систематическое искажение /не предоставление информации и сопротивление деятельности международных судебных учреждений (что, в частности, было констатировано Европейским судом по правам человека в решении от 25 января 2023 года о приемлемости дела Украина и Нидерланды против РФ, а также продемонстрированы ордерами на арест судов Международного уголовного суда, выдавших ордер на арест Путина и Львовой-Беловой), являются свидетельствами систематического неисполнения обязанностей и злоупотребления правами, которые возлагаются/предоставляются государствам в сфере сотрудничества по уголовным делам. В этой ситуации Украине следует задавать вопросы о прекращении каких-либо контактов международного сообщества с Российской Федерацией в этой сфере.

Теперь рассмотрим ситуацию с нарушением Конвенции о ликвидации всех форм расовой дискриминации. Здесь Международный суд ООН тоже пошел по абсолютно формалистическому пути и отметил, что преследование лиц по признаку гражданства и политическому признаку не является расовой дискриминацией. И если с первым доводом можно согласиться, второй вызывает существенные замечания. Поскольку суд фактически предусмотрел, что преследование лиц, борющихся за право проявлять свою расовую, этническую, национальную и т.п. идентичность, не подпадает под действие конвенции и, соответственно, не защищается ею. Более того, по мнению суда, массовые нарушения прав групп, защищаемых конвенцией (группы по признаку расы, цвета кожи, происхождения, национальной или этнической принадлежности), являются недостаточным доказательством нарушения конвенции, ведь необходимо доказывать факт дискриминации. Такая логика имела бы право на существование, если бы речь шла о государстве, где более или менее обеспечиваются права человека, ведь критерий сравнения (дискриминации) в этой ситуации можно продемонстрировать и доказать. Но эта логика совершенно не применима к государствам, где существует систематическое нарушение прав человека, поскольку в этом случае вопрос фактически сводится к тому, права какой группы поднимаются больше или меньше, а не к вопросу “дискриминации”. Это не имеет смысла исходя из идеи и целей Конвенции о ликвидации всех форм расовой дискриминации.

Учитывая такие стандарты доказывания, по мнению суда, Украине удалось доказать лишь факт, что РФ нарушила право этнических украинцев на образование на украинском языке, поскольку не обеспечила их эффективную защиту от давления при избрании соответствующего языка образования после 2014 года. Как следствие, по решению суда РФ обязана обеспечить эффективный доступ к образованию на украинском языке.

Приведенные выше аргументы вызывают существенные опасения относительно возможности дальнейшего использования Конвенции о борьбе с финансированием терроризма и Конвенции о ликвидации всех форм расовой дискриминации в международных отношениях, поскольку из-за своего позитивистского подхода Международный суд ООН пришел к выводам, которые делают мертвыми и неприменимыми большинство их положений. Несмотря на ограниченность решения Международного суда ООН, несомненно, оно станет важным инструментом для продвижения правовой позиции Украины на международных площадках и других международных судебных делах, а также средством изоляции РФ на международной арене.

Р. S. Как часто и бывает в деятельности Международного суда ООН, заявления, отдельные и особые мнения судей к сегодняшнему решению суда гораздо более интересны и взвешены с точки зрения защиты интересов Украины и будущего обеспечения реализации положений конвенций. Но, к сожалению, у них нет юридической силы.

Захар Тропин, доцент кафедры международного права Института международных отношений КНУ им. Т. Шевченко.