Страна туберкулеза
О том, что в стране эпидемия туберкулеза, средний украинец знает еще с детства – в роддоме ему делали вакцину БЦЖ, в школе – реакцию Манту, в университете отправляли на флюорографию.
К своему совершеннолетию большинство из нас, по меньшей мере, знают, что туберкулез есть и его надо бояться. Более заинтересованные даже в курсе, что у государства есть целая политика борьбы с этим опасным заболеванием.
Что на самом деле происходит с туберкулезом в Украине, можно понять, попав в специализированный диспансер.
Киевская туберкулезная больница №2 расположена в тридцати километрах от столицы – в лесу близ Гостомеля. Четыре корпуса, из которых полностью заполнено только одно – для больных с тяжелой формой. Ближайшая постройка – кладбище.
Вместе с мониторами Национального превентивного механизма (НПМ) пробуем попасть в отделения. Заместитель главного врача вроде не возражает, но искренне негодует:
– Во что же я вас одену?
– У вас же есть в отделении маски и халаты?
– Пятнадцать лет ничего не выдают! – почти кричит доктор.
Маски, а точнее медицинские респираторы, все же находятся у главного врача – для нас и для него. Остальной персонал в большей части ходит в марлевых повязках.
На первом этаже отделения для хронических больных самые здоровые постояльцы – комары. Тут для них идеальное место – влажно, прохладно и всегда есть люди. Вокруг отделения – забор с колючей проволокой и смотровой вышкой. Это неслучайно – на предпоследнем этаже лечатся арестованные из Лукьяновского СИЗО. Но ворота все равно открыты – гулять этим больным не разрешают.
Всего для арестантов есть 4 палаты – в каждой из них могут жить от 3 до 8 человек. В каждой из них примерно одна и та же картина – сумки с вещами, грязные тарелки и чашки вперемешку с какой-то едой, пакеты с сахаром и сухарями, кастрюли, бутылки, пустые пачки от сигарет, фотографии и плакаты, мокрое белье, развешенное на зарешеченных окнах.
В камерах сильно прокурено и отдает алкоголем, в некоторых – еще и темно. Вентиляции нет, поэтому все окна нараспашку. В таких условиях люди лечатся от тяжелейшего заболевания. Впрочем, их состояние здоровья никак не мешает возить их на следственные действия и в суд – работники пенитенциарной службы все равно не несут никакой ответственности ни за прогресс в лечении конкретного человека, ни за распространение ним опасным микобактерий вне больницы.
Из рапорта одного из врачей ясно, что арестованные еще и “ходят в гости” (так и написано) друг к другу. Не берусь что-то утверждать, но одна из камер – женская, а как минимум у двоих из заключенных на момент визита был диагностирован ВИЧ.
Как поясняет главврач больницы, сами заключенные не пускают персонал для уборки и кварцевания, поэтому жители камер убирают у себя сами.
Чуть лучше условия у “гражданских” больных – у них есть балконы, свет и возможность прогулки. Пространство палат почти полностью забито личными вещами – фотографиями родственников, игрушками, какой-то одеждой, средствами гигиены, электрическими плитками для готовки. За таким убранством пятна на стенах, едва не разваливающуюся мебель и жуткого вида сантехнику не сразу можно заметить. Санузел – один на крыло этажа. Для хронически больных предусмотрена наполовину почерневшая ванная с оторванным шлангом.
В отделении для больных мультирезистентным туберкулеом (туберкулез, нечувствительный к обычным препаратам) заразные и незаразные больные находятся на разных этажах. Но поскольку душ работает только на одном из них – выбирать им не приходится. На вопрос, почему второй душ закрыт, санитар отвечает просто: “Так они постоянно все ломают”.
Очевидно, инфекционный режим в списке приоритетов санитара стоит чуть ниже, чем исправный душ.
В чем равны все пациенты – так это в еде. 17 гривен в день на питание предусмотрено как для заключенных Лукьяновского СИЗО, так и для всех остальных.
“Если бы мне предложили лечить туберкулез в таких условиях, я бы отказалась”, – говорит докторам одна из мониторов, которая к тому же врач-фтизиатр.
“Вы же понимаете: как только пациент отказывается от лечения, мы можем подавать в суд на принудительную госпитализацию”, – парирует доктор, но тут же запинается: он отлично знает, что принудительная госпитализация существует только в законе, но не на практике. На практике каждый пациент этой или любой другой больницы может выходить на улицу, гулять по городу, ездить в метро за пенсией (как здесь все делают), несмотря на опасность для окружающих. Принудительная госпитализация есть, а механизма ее реализации нет.
Когда я училась в школе, учительница, рассказывая нам об опасном заболевании туберкулез, сказала примерно следующее: “Если вы едете в общественном транспорте и возле вас начинает кашлять человек, лучше отойдите подальше”.
Сейчас я понимаю, что она, наверное, что-то знала.
Источник: Новое Время
