“Сначала людей пытались хоронить по правилам”: рассказ работника “Азовстали”, который два месяца выживал под осадой Мариуполя

То, с какой ненавистью российские военные уничтожали Мариуполь в Донецкой области, поразило весь цивилизованный мир. Десятки тысяч погибших, умерших под завалами, от обстрелов, голода, жажды и болезней из-за того, что армия агрессора не давала украинским службам никакой возможности оказать помощь нуждающимся.

На январь 2021 года в городе было около 400 тысяч человек, на май 2022-го, по данным Омбудсмана Людмилы Денисовой, – около 170 тысяч.

Сейчас город находится под контролем российских военных, здесь нет централизованного водоснабжения, электроэнергии и газа. И, по мнению советника городского головы Петра Андрющенко, появятся эти блага цивилизации там еще не скоро.

Житель города, работавший на “Азовстале”, в интервью ZMINA рассказал, как у него на глазах в течение двух месяцев россияне равняли Мариуполь с землей, а снайперы прицельно расстреливали целые семьи, а также почему представители так называемой “ДНР” так ненавидят город.

Мы договорились о встрече с Виталием в одном из маленьких городков Польши: выехать из Мариуполя ему удалось через временно оккупированный Бердянск, далее – РФ и страны Балтики. Ведь все пути в сторону Украины к концу апреля уже были перекрыты.

Когда Виталий шел мне на встречу, по небу пронесся военный самолет. Со страхом ждала его реакции, потому что уже видела, как реагируют на звук самолета люди, побывавшие под обстрелами и бомбардировками. Но он был спокоен. Когда подошел ближе, поняла причину этого покоя: в ушах наушники, в наушниках – громкая музыка, почти перекрывающая все внешние звуки.

“Вообще в Мариуполе я перестал бояться и прятаться где-то через пару недель после начала наступления”, — рассказывает он. Говорит, в этом не было смысла, потому что реальных укрытий рядом не было, а подвал многоэтажки – это не убежище, а братская могила при попадании бомбы или снаряда.

Виталий приехал в Мариуполь 25 лет назад. Отучился в механико-металлургическом техникуме, работал на заводе “Азовсталь” в доменном цехе по производству чугуна рабочим, затем мастером печи.

Параллельно занимался спортом, выступал в соревнованиях по тайскому боксу разного уровня, отечественных и международных, побеждал, получал титулы. Купил квартиру, женился. Семейная жизнь не сложилась, но отношения бывшие супруги поддерживали ради дочери. Впоследствии женился второй раз.

Успел пожить во всех районах Мариуполя, кроме Ильичевского. Отлично знает город. На левом берегу, который первым оказался под ударами россиян, прожил пять лет. Но больше всего – в 23-м микрорайоне. Это окраина города, так называемая вторая линия, выезд на Запорожскую трассу.

Рассказывает, что в последние годы город просто расцвел.

“А тут прилетело. Война. И все похоронили”, – говорит мужчина.

“Уезжать не хотели, не думали, что до руин дойдет”

На вопрос, как застала война, Виталий отвечает, что наверняка, как и всех, кто давно жил в Мариуполе.

“В 2014-м тоже сначала по окраинам прилетало, россияне пытались зайти с Восточного квартала на левом берегу. Это противоположная сторона того, где я жил. На этот раз тоже оттуда началось”, – говорит он.

За годы мариупольцы привыкли, что на востоке города что-то периодически гремит, стучит.

“Проснулся утром 24 февраля, жена звонила на работу, просила разрешить задержаться. А ей говорят: “Какая работа, война началась”.

Какая война? Сразу никто не поверил. Включили интернет, новости, телевизор… И застыли: да – Россия напала на Украину. Почти сразу в соцсетях начали появляться видео, фото об обстрелах, попаданиях в разных районах города – Мариуполь россияне начали массированно обстреливать из артиллерии с первых дней наступления. В начале марта присоединилась российская авиация.

Однако сначала мало кто думал, что боевые действия приобретут в городе такие масштабы. Четко понимали только, что они могут отключить свет, воду, предполагали перебои с продуктами, наличными. Запасались батарейками, едой, водой, лекарствами. Все это пригодилось уже очень скоро. Снимали наличные по возможности.

Ситуация нагнеталась каждый день. Ощущение определенного контроля над собственной жизнью было, пока люди имели доступ к новостям, не выключали свет, электричество, связь. Но все равно понимали, что война все ближе. Город оказался в кольце, на него давили со всех сторон.

Местный житель возле разрушенного россиянами металлургического комбината “Азовсталь”. Источник: REUTERS / Александр Ермоченко

Все годы после 2014-го “деэнеровцы” говорили: “Ждите, мы скоро придем”

“ВСУ гоняли технику, закреплялись, готовились к обороне. Мариуполь считался форпостом Украины на востоке. К его защите готовились с 2014 года: боеприпасы, техника, все было. После нападения в феврале 2022-го начали еще больше закрепляться в городе”, – вспоминает Виталий.

Все, с кем говорил мужчина – знакомые военные, полицейские – были уверены, что в город врага не пустят. Это успокаивало и вселяло уверенность.

Но когда начались прилеты по центру города, по первой линии, оптимизма относительно быстрого окончания войны стало меньше. А потом исчезла мобильная связь и свет, и узнавать состояние дел можно было только из разговоров других людей.

Виталий до последнего ходил на работу на “Азовсталь”.

“Затем в группе в соцсетях написали, что нужно выйти, остановить печи. Параллельно, когда их останавливали, на завод заходила украинская техника и военные. После остановки работы в цехи приходили дежурные, поддерживали порядок, следили за оборудованием. Но вскоре им запретили приходить”, – рассказывает он.

Затем узнал, что на заводе скрывались от российских обстрелов сотни гражданских.

“Бомбоубежища были во всех цехах завода, о большинстве из них я даже не знал. И не думал, что они настолько качественные, чтобы выдержать столь страшные обстрелы”, – говорит Виталий.

Относительно бомбоубежищ в городе ситуация оказалась хуже. По крайней мере, в районе, где жил мужчина. На дверях подвалов многоэтажек было написано “убежище”, стрелочка вниз и – замок.

Семья Виталия жила на седьмом этаже девятиэтажного дома. В здание прилетало раза три-четыре, вспоминает он, но все боевые действия в районе они пересидели “на этажах”, ни разу не спускались в подвал.

В десятых числах марта, когда россияне уже массированно использовали авиацию для бомбардировки, в соседний дом прилетело так, что в их доме вылетели окна. Позже– очередной прилет, и так поочередно с разных сторон.

“На улице – минус десять. Вспомнил о детском саду во дворе. Подумал, что он закрыт со всех сторон домами, окна целые, ничего туда не прилетало. Мы пошли жить туда. Со временем оказалось, что это было верным решением”, – говорит Виталий.

Источник: УНИАН

На вопрос, помнит ли первый прилет по району, мужчина задумывается. Потом говорит, что их было столько, что впечатления уже перепутались.

“Помню прилет почти возле меня. Тогда некоторые магазины еще дорабатывали, распродавали товар. Вышел на улицу, слышу – три вылета совсем близко, минометы. Понял, что будет прямо рядом, думаю – надо бы прилечь. Прилег и не зря. Второй прилет был возле меня, третий – за мной. Если бы не прилег, скосило бы. Человек, который немного дальше стоял, очень пострадал, крови было много”.

Тогда скорые еще ходили, однако выезжали не на все вызовы. То есть, если ранили, но двигаешься, должен добраться до медучреждения сам, вспоминает Виталий. Больницы еще работали, света уже не было, но выручали генераторы. Вскоре получить медицинскую помощь стало почти невозможно.

То, что российские военные так беспощадно уничтожали город, мужчину не удивляет. Во-первых, здесь была большая концентрация украинских военных: и Нацгвардия, и “Азов”, и ВСУ. Город был сильно укреплен, так что, очевидно, россияне решили его сравнить с землей.

“Помню, еще с 2014 года, когда ездил к матери в оккупацию, на деэнеровских блокпостах все годы говорили: “Передавайте поздравления Мариуполю, скоро мы придем”. Они простить не могли, что город остался украинским”, – уверен Виталий.

Первое, что потеряло ценность, – это деньги

Деньги стали не нужны очень быстро, буквально через несколько дней. Потому что покупать было негде. Люди меняли товар на товар, вещи на вещи, вещи на еду и наоборот… Наибольшую ценность имели еда, вода, свечи, батарейки, фонарики, лекарства.

У людей в окрестностях города серьезные проблемы с продуктами начались не так быстро, как в центре или восточных кварталах на левом берегу.

“Вот там реально было плохо. Бывало, из еды — мешок лука на десять человек в неделю, и все. Рассказывал мой коллега, вместе работали на заводе”, – говорит Виталий.

Повезло тем, кто жил недалеко от крупных магазинов или складов.

“Метро” открыли сами украинские военные, и люди шли туда, понимая, что вскоре наступят более тяжелые времена. Запасались продуктами. Брали все, что могли унести, никто не запрещал”, – вспоминает он.

А в первые дни полномасштабного вторжения цены в городе были просто бешеные. По словам Виталия, в одном из магазинов цена на хлеб доходила до 40 гривен за единицу: продавцы прямо на ходу меняли ценники.

“Потом всю сеть “Щирий кум” разбомбили под ноль. Но сначала владелец спекулировал, хотел побольше заработать”, – говорит мужчина.

Позже раскрыли оптовые склады вдоль Запорожской трассы в направлении Старого Крыма. Но это сделали россияне и “деэнеровцы”, когда зашли в восточную часть Мариуполя.

Местные жители перевозят ящик на тачке мимо сильно поврежденного жилого дома вблизи металлургического комбината “Азовсталь”. Источник: REUTERS / Александр Ермоченко

Танковые бои в центре города

Вхождение россиян Виталий видел своими глазами, даже видео было, потом мужчина его удалил, чтобы не возникало вопросов на блокпостах. Видел также, как танки заходили и танковый бой прямо посреди города в середине марта:

“Подбили друг друга танк “ДНР” и ВСУ. Россияне отошли. Через некоторое время заехала колонна танков с буквой Z. Забрали своих мертвых танкистов. Затем оттащили подбитый танк. Когда выезжал из города, два месяца спустя, украинский танк так и стоял. Впечатление, что его россияне показательно оставили”.

Но самое страшное, вспоминает мужчина, – это авианалеты:

“Мы быстро поняли: гудит самолет, следовательно, через пять-шесть секунд начнутся взрывы. Обычно они парами ходили, но бывало и по четыре. Первый самолет, который я помню, прошелся вдоль всей нашей улицы так, что в домах вылетели окна, рамы. А потом сбросил бомбу – дом, в который она попала, выгорел полностью. Затем огонь перекинулся на второй, третий дома”.

Уличные бои тоже стали почти обыденным явлением: “Идет бой, мы его видим, слышим, понимаем, что там смерть, а сами тянем гуманитарку, потому что без нее — тоже смерть. На удачу, повезет или нет”.

Был участок, через который люди ходили за гуманитаркой – в Ильичевском районе, возле комбината имени Ильича на проспекте Бойко. Там, по словам Виталия, работал снайпер:

“Он прицельно убивал людей. Долго, как на охоту, ходил каждый день. Взрослых, детей. Они так и лежали там. Почему-то многие из них были в рабочих робах. Убивал целыми семьями: видели тела пожилого мужчины и ребенка, мужчины и женщины, вероятно, родителей и их ребенка. Не знаю, зачем это делать”.

Это то, чего вообще нельзя было понять, впрочем, к обстрелам или боям люди в осаде, по утверждению Виталия, быстро привыкли.

Газ и отопление в городе выключили в начале марта, электричества тоже уже не было.

Очень быстро научились готовить на костре, приспособили обычную посуду, через два-три дня вспомнили все походные навыки.

“При необходимости человек очень быстро вспоминает и приспосабливается к обстоятельствам. Нас вместе жило около 30 человек, дети всех возрастов: от трех до десяти лет. Считаю, нам повезло, поскольку боевые действия мимо нас прошли довольно быстро, таких тотальных разрушений, как, например, Кирова, не было”, – говорит Виталий.

К тому же, их дом фактически закрыла от обстрелов соседняя 14-этажка. Она взяла на себя главные удары артиллерии.

“Прятаться? Не знаю, был ли в этом смысл, в подвалы тоже прилетало. Я не буду утверждать, но в некоторых случаях говорили, что и не случайно”, – рассказывает мужчина.

Многое делалось “на удачу”, но везло не всем. Так, за водой ходили к источнику где-то в километре от дома, где жила семья Виталия. Вдоль этого пути постепенно появлялись тела людей, которым не удалось выжить во время обстрелов. А спрятаться там было некуда – довольно крутая гора и ничего даже не растет: стоишь ты или лежишь – разницы нет. Было очень опасно, но воды больше негде было взять, поэтому рисковали.

“Помню, пришел за водой, с одной стороны слышу “деэнеровский” патруль, с другой – ВСУ. А я стою у источника и стучу ведрами, чтобы не шмальнули”, – рассказывает Виталий.

Разрушенный россиянами металлургический комбинат “Азовсталь”. Источник: REUTERS / Павел Климов

Выживали все вместе

Люди вели себя по-разному, конечно, но в большинстве своем даже человечнее, чем в мирные времена, рассказывает мужчина:

“Много война проявила разных черт, но больше всего помогали друг другу. Ибо вместе легче пережить разруху. Были и те, кто “отрывался” на других за происходящее. Но их было мало, и им, полагаю, было труднее, чем всем остальным. Потому что они были сами без поддержки”.

Детей было много. В подвалах сидели, родители не выпускали их во двор. Пытались их развлечь, в доме, где жил Виталий, люди организовали импровизированную детскую комнату, принесли игрушки. Хотя учить было некому и некогда. Конечно, когда в дом прилетало, дети пугались, затихали, но быстро приходили в себя, и снова в укрытии звенели детские голоса.

Взрослым тоже вспоминалось детство, в частности, времена, когда еще не было мобильной связи и интернета.

“Как будто лет на 20 отбросило назад, во времена, когда не было мобильных. Договаривались заранее о встречах, ходили вместе искать продукты или воду. Все навыки вспомнились за один день, – вспоминает Виталий. – Парадокс, но именно в этих обстоятельствах мы познакомились с соседями, с которыми виделись два года, но даже не знали имен друг друга. А тут пришлось сплотиться”.

Разрушенные здания вблизи металлургического комбината “Азовсталь”. Источник: REUTERS / Павел Климов

“Снаряд в одну воронку дважды? Еще как попадает”

Постепенно город пустел. Это было заметно, рассказывает мужчина.

“Первая колонна собралась в начале марта, машины поехали в направлении Запорожья. Потом мы узнали, что они были обстреляны. Потому людям пришлось вернуться в город. Таких попыток было несколько. Впоследствии части людей удалось уехать: либо в колонне, либо на свой страх и риск, медленно, по обломкам, осколкам на дороге, через все блокпосты. Были и такие, кому не повезло. Когда ходил на склады за продуктами по трассе в Старый Крым, видел много гражданских автомобилей прямо с телами внутри, возле машин… Долго лежали, никто не убирал”, – вспоминает он.

Все больше на улицах было мертвых людей, которых никто не хоронил.

“Когда мы жили в детском саду, нам принесли двух мертвых мужчин, положили в беседку. Умирали люди и на этажах, те, кто не мог спуститься. Позже, когда в окрестности зашли “деэнеровцы”, они ходили по квартирам, искали украинских бойцов, открывали квартиры, находили там мертвых людей.

Лежачие и несамостоятельные были в самом худшем положении. Умирали от голода, жажды, от ран тоже, потому что спрятаться они не могли. Хоронили их прямо на клумбах. У домов, в воронках от снарядов, на дороге. Я лично похоронил несколько человек. Кто они, откуда – обычно никто не знал. И неизвестно, узнают ли когда-нибудь”, – рассказывает Виталий.

Поначалу людей пытались хоронить хоть как-то по правилам. В гробах, ставили кресты, читали молитвы, священников искали, чтобы отпевали. Потом погибших стало очень много, так что их закапывали в целлофане, одеялах, потом накрывали шифером, потом и накрывать перестали, они просто лежали на улицах.

Через несколько недель после начала наступления и обстрелов люди в западных окрестностях Мариуполя немного привыкли к новым обстоятельствам, даже успокоились, говорит Виталий:

“Где-то в центре гремит, бои идут, а мы здесь у себя убрали, вымели и пытаемся как-то достойно выживать. И тут нежданно-негаданно – прилет прямо под подъезд. Люди готовили еду на костре, и все – двоих детей и троих взрослых нет. Это страшная картина была: одна из выживших женщин сидела в шоке возле девочки лет 12, которой оторвало ноги, и пыталась их пристроить на место”.

Говорят, дважды в одно место снаряд не попадает. Но в этом случае вышло именно так. Впервые именно здесь снаряд разворотил машину, она так и стояла, а во второй раз – по людям.

20 апреля россияне заявили об “освобождении” Мариуполя. Надежды на возвращение украинских военных почти не осталось. Непрестанно бомбили и обстреливали “Азовсталь”. Военные РФ начали наводить новые порядки. Город был полностью разрушен.

“Я ездил по центру, видел все. Поваленные высоковольтные столбы, скелеты многоэтажек. Даже представить сложно, сколько времени уйдет на восстановление”, – говорит Виталий.

В один день пришло спонтанное решение – уезжать. Покидал город вне блокпостов, затем добирался через оккупированный Бердянск, Крым, далее через РФ и страны Балтики. Теперь в Польше.