“Били с мешком на голове, пускали ток по телу и говорили, что это – за волонтерство”: херсонский стендапер и комик Нахмет Исмаилов о пяти часах “на подвале”
До полномасштабного вторжения России в Украину херсонский волонтер Нахмет Исмаилов организовывал и проводил в городе развлекательные мероприятия, концерты, корпоративные вечеринки, свадьбы, дни рождения, юмористические стендапы. Кроме того, помогал работникам социальных служб Херсона поддерживать наименее защищенные слои населения. С момента вторжения российских войск на Донбасс в 2014 году организовывал благотворительные концерты и акции по сбору средств на помощь семьям с детьми, вынужденным переехать с востока в Херсон.
Первые часы полномасштабного вторжения волонтер встретил в городе. В то время как его жена с ребенком были у родственников в поселке Большая Лепетиха Каховского района, откуда наступали российские войска. Нахмет выехал за родными, однако ему так и не удалось доехать до Антоновского моста: на тот момент на нем шли бои херсонской терробороны с российскими военными. В течение двух месяцев волонтер не мог вывезти родных из оккупации на левом берегу, находясь в оккупации на правом. Впоследствии, когда начали пропускать людей через мост, Нахмет забрал семью в Херсон и они вместе прожили все месяцы оккупации.
Из-за волонтерской деятельности и активной проукраинской позиции среди бела дня российские военные похитили Нахмета Исмаилова из собственной квартиры на глазах у родных. Более пяти часов над ним издевались представители ФСБ и российские военные “на подвале”. После пыток волонтера отпустили и еще больше двух месяцев прослушивали все его разговоры.
ZMINA поговорила с волонтером и стендапером Нахметом Исмаиловым о волонтерстве в оккупации, похищении проукраинских активистов в Херсоне, а также пять часов подвала.
Коллаборанты сдавали россиянам волонтеров, которых потом вывозили “на подвал”
В оккупации Нахмет решил помогать тем, кому приходилось тяжелее всего, – одиноким старикам и людям с инвалидностью. Сначала узнавал о них от знакомых, позже – использовал собственные страницы в социальных сетях, где просил присылать контакты таких людей ему. Первый месяц все делал за свой счет. Покупал мясо, крупы, собирал продовольственные наборы и развозил их по адресам.
Впоследствии другие пользователи инстаграм начали спрашивать Нахмета, могут ли они тоже помочь:
“Свою карточку я никогда нигде не публиковал, поэтому те, кто действительно хотел помочь, связывались со мной и сбрасывали деньги, а я уже тратил их на покупку дополнительных продуктов. Кроме контактов, которые мне сбрасывали в сообщениях, я также узнавал через ОСМД о людях, которым необходима поддержка. Такая деятельность была опасной, оккупанты не любили тех, кто помогает. Поэтому я делал это на собственный страх и риск, потому что если бы меня поймали на этом россияне, то я попал бы на подвал, что, собственно, впоследствии и произошло”.
Нахмет рассказывает, что волонтеры пытались объезжать российские блокпосты в городе. Но на Остров (микрорайон в Херсоне. – Авт.) невозможно было добраться, не пройдя блокпост, поскольку туда была одна дорога. Помощь туда волонтеры возили небольшими объемами: по два-три пакета, объясняя, что продукты везут домой или родственникам. Ведь когда россияне видели у людей машины, заполненные продуктами, то впоследствии таких херсонцев отлавливали:
“Очень много было коллаборантов, которые помогали оккупантам. Они выискивали людей, которые волонтерили, и сдавали данные россиянам. После этого активистов находили, надевали мешок на голову и вывозили “на подвал”, проводя там свои “разъяснительные работы”.
Был период, продолжает Нахмет, когда россияне очень активно начали искать волонтеров и активистов, собиравших митинги. Каждый день были новости о том, что того или иного активиста похитили и вывезли в неизвестном направлении или такого волонтера забрали на неделю “на подвал”. Большинство из тех, кого задерживали военные РФ, освободившись, сразу покидали город.
После того как начался период активной “охоты” на волонтеров, Нахмет перестал публиковать у себя на страницах любую информацию о своей деятельности.
Захватчики использовали для поиска волонтеров и активистов молодых людей, которые мониторили социальные сети и искали всех, кто в городе занимался волонтерством, высказывал проукраинскую позицию, негативно отзывался о россиянах и т.д.
Данные обо всех, кого находили, эти молодые люди передавали оккупантам, которые уже по телефонам отслеживали и отлавливали активистов. По словам Нахмета, у россиян были какие-то программы или приложения, которые позволяли, просто сфотографировав человека на камеру телефона, получить все его личные данные, включая паспортные.
“Мониторингом обычно занимались молодые люди, преимущественно девушки, потому что я даже раз, пройдя мимо одной такой девушки на улице, услышал, как она надиктовывает по телефону фамилию, данные инстаграма и активности по отношению к кому-то из волонтеров”, – свидетельствует активист.
Пытали током пять часов, спрашивали об активисте, которого я даже не знал
Однажды в 7 утра в дверь Нахмета постучали и сказали, что он затапливает соседей снизу, хотя он живет на первом этаже. Стало ясно, что за мужчиной пришли оккупанты. Поскольку дома были мама, жена и ребенок, он открыл дверь, чтобы ее не выломали.
В квартиру влетело восемь человек, первые двое со щитами вытолкали Нахмета внутрь квартиры, третий, тыкая пистолетом в лицо, приказал ему лежать, другие щитами оттолкнули мать и жену с ребенком и обыскали всю квартиру.
Затем волонтеру надели мешок на голову и вывезли в неизвестном направлении. Он предполагает, что его привезли в СИЗО. Точнее сказать не может, поскольку везли в бусе с мешком на голове лицом вниз, да еще и двое мужчин наступили волонтеру на спину ногами. На месте его, очевидно, повели в подвал, потому что спускались по лестнице. Там Нахмет слышал крики других людей. Его тоже начали пытать:
“Садили на стул с мешком на голове, били и пускали ток по телу. Судя по голосам, со мной было шесть человек. Один меня бил, другой пускал по телу ток, другие задавали вопросы типа “Где взять оружие?”, “Где взять наркотики?”, “Где находится этот человек?”. Когда я отвечал: “Не знаю”, они снова начинали избивать. Принцип был таков: задавать один и тот же вопрос в разных интерпретациях через определенный промежуток времени. Насколько я понял, если ты под пытками отвечаешь одинаково на несколько интерпретаций одного вопроса, это значит, что ты не лжешь”.
Пытки длились пять часов. Чтобы боль от тока была сильнее, волонтера дополнительно поливали водой. Россияне говорили, что это – за волонтерскую деятельность. Еще хотели выбить из Нахмета данные об одном активисте, которого он даже не знал.
В это время мужчина думал только о семье и ребенке, которые остались сами дома:
“Пока пытали, отмечали постоянно то, что свою жизнь я уже «профукал», и поэтому я очень боялся за жизнь своего ребенка. Ведь на тот момент было уже много новостей об издевательствах оккупантов над детьми. Если бы они что-то сделали с моим ребенком, то хотя бы одного из них я бы на тот свет с собой забрал, а если бы получилось больше, то и больше бы забрал. В голове у меня был только страх за своих”.
Нахмет добавляет, что осознавал риски волонтерской работы на оккупированных территориях, поэтому на случай своего задержания подготовил план действий:
“У меня было несколько знакомых девушек в Херсоне и соседнем городе, которые мне помогали с перевозками и доставкой продуктов и медикаментов. Я разработал инструкцию и раздал контакты этих знакомых маме и жене. Мы договорились, что, если меня забирают, они звонят по телефону этим людям и их вывезут из города. Заранее я передал подругам определенную сумму денег, которых должно было хватить на жизнь жене и маме после выезда. Если бы меня не отпустили в тот же день, то семья на следующий день была бы уже не в Херсоне”.
Прослушивали телефон более двух месяцев
После пяти часов допроса волонтера привезли домой, чтобы использовать его телефон и ноутбук.
“Дома технику проверили и пытались добиться ответа активиста, о котором выбивали информацию, написав ему с моего номера”, – говорит Нахмет.
Он утверждает, что после этого россияне прослушивали его мобильный номер и все мессенджеры более двух месяцев. Поскольку во время всех его разговоров постоянно было характерное эхо, а часто даже параллельно слышались разговоры прослушивающих.
Затем Нахмет продал телефон и отформатировал ноутбук, чтобы сделать невозможной слежку. Российскую сим-карту мужчина сознательно не покупал, так что имел связь с внешним миром только тогда, когда удавалось найти интернет или Wi-Fi.
“С момента, когда меня забрали на допросы, я, в сущности, ни с кем больше не общался. Ведь люди не понимают, что происходит, когда тебя забирают на подвал и после этого прослушивают, читают все твои переписки, и поэтому задают очень много бессмысленных вопросов. Сообщения типа “Что там эти твари, орки?” я пытался оперативно удалять, потому что россияне все это читали и мониторили. Мои друзья рассказывали, что когда они уезжали, то на блокпостах у россиян были программы, которые могли возобновить даже удаленную переписку в телефоне”, – объясняет Нахмет.
Сам уезжать он не решился, потому что боялся, что на любом блокпосте его могут забрать снова. И тогда семья осталась бы сама, и никто из них не умеет водить машину. Поэтому волонтер остался в Херсоне, а свою деятельность пытался вести тихо и нигде ее не афишировать:
“Люди продолжали помогать мне, потому что знали, что я занимаюсь этим непублично. Если раньше я постоянно отчитывался о предоставленной помощи и полученных средствах, то потом я этого делать уже не мог, но продолжал помогать и был максимально осторожным”.
Работники ФСБ, которые вели допрос, говорили, что у меня скоро снова будет работа в сфере развлечений
Волонтер убежден, что его задержанием и допросами занимались сотрудники ФСБ в гражданском и военнослужащие в форме. Они спрашивали о его прошлом и о том, чем он занимался до войны:
“Но я понимал, что в их присутствии нельзя называть войну войной, потому что для них это спецоперация и они пришли нас спасать и помогать нам, поэтому активисты и волонтеры для них были плохими, ведь помогать в их понимании должны они”.
Россияне были уверены, говорит Нахмет, что здесь и сейчас наведут порядок и все будет как раньше. Когда они узнали, чем мужчина занимался раньше, то говорили, что сейчас все закончится и у него снова появится работа.
Нахмет, до войны работавший как шоумен и стендапер, говорит, что ряд его бывших коллег из этой сферы перешли на сторону захватчиков, получили определенные должности и даже проводили мероприятия на местных уровнях:
“Раньше мы с ними вместе играли в одних командах КВН, выступали на одной сцене, вместе путешествовали… И сейчас эти люди встали на сторону оккупантов, и уже для них продолжили работать и зарабатывать деньги под флагом России, считая, что наконец-то пришла нормальная власть” .
Коллаборантов в Херсоне было много, но проукраинских жителей больше
В целом, по словам активиста, коллаборантов в Херсоне было достаточно много:
“Поскольку магазины почти не работали, у нас было очень много стихийных рынков, когда люди продавали все из багажников и прямо на дорогах. И вот, когда мы бывали на таких рынках, очень много продавцов с россиянами здоровались, говорили, обнимались, но все же ожидавших освобождения херсонцев с проукраинскими взглядами было больше”.
11–12 ноября показало, что большинство в Херсоне ждало освобождения, просто люди скрывались и были осторожны, говорит Нахмет. Поскольку если кто-то высказывал во время оккупации коллаборантам свое отношение или пытался “надавать им по шапке”, то к нему могли приехать домой и вряд ли бы отпустили живым:
“Очень опасно было проявлять проукраинскую позицию. Когда нам только отключили украинскую связь, я писал посты на украинском языке, но впоследствии стало появляться очень много новостей о том, что исчезают активисты и волонтеры, которые писали на украинском, и я был вынужден писать на русском”.
Во время оккупации активисту казалось, что население города уменьшилось вдвое, но когда вошли украинские военные – город ожил. Какая-то часть людей вышла на улицы встречать ВСУ. А те, кто поддерживал россиян и пошел с ними на сотрудничество, из города сбежали.
Нахмет Исмаилов в день освобождения Херсона Вооруженными силами УкраиныВ первый день освобождения Херсона думал, что это провокация
“В первый день я боялся, что это провокация, поскольку своими глазами я наших военных не видел. Ходил слух, что по городу ездит какая-то украинская бронированная техника, а за ней едет машина и все снимает, россияне накануне заявили о якобы выходе войск из Херсона. Многие вышли на улицы с флагами Украины, чтобы встретить тот БТР, но я боялся, не была ли это провокация ФСБ или коллаборантов, чтобы этих всех людей потом позабирать “на подвалы”, – говорит Нахмет, вспоминая момент освобождения Херсона.
Однако уже 12 ноября он успокоился. Поскольку, выехав на кольцевую дорогу, увидел еще три военных машины украинских воинов с желтыми повязками, дальше еще несколько.
Но окончательно Нахмет поверил уже тогда, когда на рынке встретил своего знакомого и он был в украинской военной форме. Тогда уже были эмоции, слезы. Они поехали на площадь, где было уже очень много украинских военных, жителей города, друзей Нахмета. Там поставили башню, и можно было позвонить. Тогда он окончательно понял, что дождался наших.
Нахмет вспоминает, что накануне освобождения город неделю был без света, воды и тепла. Все выключили 6 ноября. И, конечно, ситуация с коммуникациями не могла измениться сразу после освобождени. Надо было все равно искать, где брать воду. Так что волонтер помогал и с этим тоже. В частности, собрал средства на генератор и горючее для одной частной пивоварни, у которой есть своя артезианская скважина на 130 м. А они потом бесплатно разливали воду людям.
“Я собирал средства им на генератор, чтобы они могли качать воду, и закупил кажется 300 л дизеля. Собрал на эту солярку около 18 тысяч гривен. Всего у этой пивоварни было шесть точек разлива воды. Там и больницы воду брали, и военные, и просто херсонцы”, – говорит Нахмет.
Впрочем, когда российская армия начала массированные обстрелы Херсона, волонтер с семьей все же решил уехать в Одессу:
“Прилетело в то место, где мы гуляем с ребенком, и в то время когда мы обычно это делаем. В тот же день, когда это произошло, мы уехали в Одессу. Сейчас у друзей живем, ищем квартиру. С арендой, конечно, беда. Сами риелторы говорят, что сейчас многие из Херсона едут в Одессу”.
