“27-28 марта россияне свирепствовали: без разбора расстреливали мужчин всех возрастов”. Воспитательница из Бучи рассказала, как потеряла мужа и племянника

47-летняя Виктория Климцова с пожилой мамой прожили в Буче вплоть до ее освобождения от российских военных. Однако в начале апреля они уехали в Черкасскую область, поскольку причин оставаться у Виктории не стало. 28 марта ее мужа Олега, отказавшегося эвакуироваться, потому что не хотел отдавать россиянам хоть сантиметр родной земли, расстреляли российские военные.

Женщина рассказала ZMINA, как ее семья вместе с другими жителями пятиэтажки на Стеклозаводской выживала под оккупацией, как поддерживали пожилых людей и брошенных животных и как в последние дни россияне массово убивали гражданских, среди которых был и ее муж.

Муж Виктории Олег и его племянник Андрей (наверху)

“Вот ему такой портрет сделала для надгробного памятника. А это – он со своим племянником Андреем, его тоже убили”, – Виктория Климцова показывает на фотографии мужа Олега, развешенные на стене прихожей небольшой уютной квартиры в Буче.

Здесь, в пятиэтажке на улице Стеклозаводской, женщина родилась и выросла. 23 года Виктория проработала воспитательницей в детском саду — сначала в “Подснежнике”, затем в “Яблонке”.

В двухкомнатной квартире они жили вчетвером – супруги, пожилая мать Виктории и черный щенок непонятной породы по имени Лорд. Мужчина, когда незадолго до полномасштабного вторжения принес собаку домой, говорил Виктории, что это кане-корсо. Та в шутку отвечала, что никакой это не кане-корсо, а Лорд Олегович.

Виктория рассказывает о своем муже с искренним восхищением и большой любовью. Он старше ее на восемь лет, ее сосед по лестничной площадке с раннего детства.

“Как девушка я его разглядела, уже когда мне было 17 лет. До этого я его плохо помню, потому что он был очень хулиганистый, его забрали на “малолетку”, сидел в Коми АССР. Был борцом за справедливость, как что-то не так – дрался по молодости. Когда стал старше, то понял, что кулаками ничего не решить. Но характер сохранился”, – описывает мужа Виктория.

Она вспоминает, что когда в 28 лет выходила замуж, ее предостерегали: “Олег бывший зек, еще будет бить тебя”.

Однако брак был счастливым:

“У нас были настолько распределены обязанности, мы это даже не считали обязанностями, но я никогда не знала цен на рынке, в магазине. Квитанции за воду, газ, какие-то инстанции, семейные врачи – все было на нем”.

Олег работал разнорабочим на строительстве. Сильно любил животных – пока не появился пес, дома у супругов жило множество дворовых кошек.

Олег, Виктория и Лорд / Фото предоставлено героиней материала

24 февраля Юлия, жена племянника Олега, позвонила семье Климцовых:

“Слышите взрывы? Война началась”.

Виктория с Олегом, конечно, слышали. Всего в 7 километрах от их дома в Гостомеле пытался высадиться российский десант.

В начале марта в чате “Стеклозаводская” в телеграме местные жители начали писать сообщения о том, что по Варшавской трассе едут колонны российской техники. А чуть позже опубликовали видео танков, ползущих по их улице.

Виктория вспоминает, как муж\ стоял у окна и вдруг сказал: “Вита, солдаты”.

“Где?” – спросила женщина.

В ответ Олег отодвинул занавеску и указал рукой прямо под их балкон.

Когда российские военные зашли в город, я спросила у мужа: “Будем уезжать?”. Он ответил, что если я хочу, он нас с мамой вывезет. Сказал, что сам не поедет, что и сантиметр земли им не уступит. На что я ему говорю: “Здрасьте, я без тебя никуда не поеду”. Он также беспокоился о том, кто будет кормить животных, – вспоминает разговор с мужем Виктория.

3 марта она проснулась с утра, но дома не было ни мужа, ни Лорда – Олег пошел его выгуливать.

Вернулся мужчина очень спокойным, вспоминает Виктория:

“Входит. Может, и нервничал, но виду не показывал. Рассказывает, что его окружили около 30 военных. Наставили на него автоматы и до дома провели. У Олега спрашивали, кто он по национальности – мама у него украинка, а отец из Барнаула. “А почему ты здесь живешь, если ты русский?” – спросил один из солдат. Олег ответил, что здесь его Родина”.

Через полчаса после этого в дверь квартиры супругов начали настойчиво и громко стучать:

“Открывайте, если не откроете, будем стрелять”.

Виктория только успела забросить за комод военные документы племянника мужа Андрея – он участвовал в АТО. Документы по просьбе невестки Виктория забрала накануне из соседней квартиры, где рос Олег, а потом жила его родная сестра с семьей.

В дом Климцовых вошли двое российских солдат, еще двое остались на лестничной площадке:

“Ваши документы! Кто еще есть в квартире?!”

В одной из комнат пожилая мама Виктории смотрела телевизор – электроэнергию тогда еще не выключили.

“Что по телевизору говорят? О перемирии что-то говорят?” – спрашивали российские солдаты.

Супруги отвечали общими фразами.

“Ну, не выходите на улицу. Скоро начнутся обстрелы, а вы же мирные жители?” – последнюю часть предложения военный произнес с подозрением в голосе.

Как только солдаты ушли, Виктория, смеясь, спросила у мужа:

“Почему они все такие маленькие?”

Олег объяснил ей, что это танковые войска. Солдаты, как запомнила женщина, были не только низкого роста, но очень молодые, лет 20.

Всю Стеклозаводскую, которая начинается от Бучанского завода стеклоизделий на улице Яблоновской, упирается в железнодорожную станцию ​​и поворачивает налево, россияне заставили техникой – та стояла возле магазинов, гаражей, под жилыми домами.

Как и предупреждали россияне, в Буче начались регулярные артобстрелы и бомбардировки.

Как только они усилились, Олег помог теще спуститься в подвал под их домом – женщина почти не ходит самостоятельно, пользуется ходунками. Сам мужчина бегал туда-сюда: из квартиры в подвал, из подвала в квартиру. Пока был газ, и сама Виктория чаще находилась в квартире – выпекала хлеб.

В подвале жили соседи с семьями: преимущественно женщины с детьми и пожилые люди. Заходили туда и российские солдаты – расспрашивали, кто есть в подвале.

Как не стало газа, Олег делал импровизированный костер: жег тряпки и грел на них воду для семьи и соседей. Было очень холодно, каждый хотел хоть каплю горячей воды. Впоследствии мужчина смастерил для Виктории рядом с домом две плиты из кирпича, чтобы было ей “где развернуться“.

Их до сих пор не разобрали – так и стоят во дворе.

Женщина описывает отношения между соседями в течение оккупации как сплоченные и дружеские. Между ними были четко распределены обязанности. Одни готовили, другие набирали воду из колодцев, расположенных на соседней улице. У кого не было запасов пищи, с ними делились.

Люди собирались во дворе каждый день с 7 утра, держались рядом. Как только кончался комендантский час, “начиналась жизнь”: на костре кипели чайники, кастрюли, готовилась еда.

“В марте были солнечные дни – все хотели по максимуму взять тепла. Боже мой, будто войны нет, когда солнышко присветило – много человеку не нужно”, – с нежностью говорит Виктория. Она вспоминает, как однажды ей с мужем даже удалось попариться в секретной бане, которую мужчины еще давно обустроили в гараже неподалеку.

Люди пытались заботиться о ближних: приносили есть пожилым лежачим людям. Тем, о ком знали, что они остались дома и не могут выходить.

В то же время Виктория упоминает и о трагических случаях. Однажды соседям дозвонились знакомые: спрашивали, как там их отец. Его родственники никого не предупредили, что он остался в квартире, сам мужчина тоже не давал о себе знать, а когда позвонили по телефону узнать о нем, было поздно. Ребята высадили дверь квартиры, рассказывает Виктория, но дедушка уже был сильно истощен – без воды и еды он провел почти две недели. Его пытались спасти – отпоить, откормить. Но через несколько дней мужчина умер.

С самого начала полномасштабного вторжения Климцовы поддерживали связь со своей семьей. Племянник Олега в тот момент был не в Буче. Но супруги знали, что он пытается, несмотря на безумные риски, попасть в город, чтобы присоединиться к территориальной обороне.

В какой-то момент он перестал отвечать на звонки.

5 марта в подвале соседка осторожно спросила у Виктории:

“Ничего ли об Андрюше не слышно?”Юля [жена Андрея] мне звонила по телефону и тоже спрашивала, не видели ли мы его. Я спросила у соседки, не договаривает ли она мне что-то. И она ответила: “Люди говорят, нет его уже в живых”.

Виктория отказалась в это верить. Боялась, вспоминает, говорить мужу, но рассказала:

“Говорю ему: “Олег, говорят, что будто расстреляли ребят из ТРО. Он начал звонить, спрашивать собратьев, есть ли связь у них с Андреем. Потом куда-то ушел и вернулся весь бледный”.

С собой Олег принес барсетку, в которой были документы Андрея Дворникова, его племянника, и Дениса Руденко. Барсетку Олегу передал их знакомый, он был ранен.

Муж Виктории свирепствовал. Он плакал и кричал: “Что я скажу своей сестре. Я им этого не прощу”. Олег выпил и пошел на российский блокпост.

Затем он рассказал жене, что спрашивал там о “старшем”, но солдаты начали стрелять Олегу по ногам.

Ночью, в мороз, он пополз по улице Яблоновской в ​​поисках тела племянника. Три дня подряд, как только начиналась ночь, Олег искал Андрея. Виктория молилась.

Он меня оберегал, многое не рассказывал. Но когда вернулся, говорит: “Вита, там трупы. Я ложился между ними, чтобы меня никто не увидел”. Я спросила, много ли трупов. Он ответил: “Хватает”, – тихим голосом рассказывает женщина. Олег не мог выдержать и мысли о смерти племянника. Повторял: “Это моя родная кровь, как они могли”. Его раздражало, что даже если узнали, что он бывший военный, почему сразу нужно было расстреливать?

Виктория успокаивала мужа, говорила, что Андрей ловкий, толковый, что она верит – он жив.

“Так Олега настраивала, что племянник жив, что муж в конце концов успокоился и сосредоточился на том, чтобы выжить самому и помочь выжить тем, кто рядом”.

Мужчина взял под контроль распределение продовольствия из разрушенных магазинов: чтобы всем хватало. Вместе с другим соседом – Василием Чеканом – они также организовали развоз воды. Нашли большую пластиковую цистерну и пристроили ее к автомобилю племянника, который остался в Буче.

У Олега также появился ежедневный ритуал – кормить брошенных кошек и собак. Мужчина с соседкой ходили по району и рассыпали корм. Его Олег достал в зоомагазине рядом с домом.

“Олега там все знали и до войны. Когда не стало что есть животным, он выломал в зоомагазине дверь. Все повторял, что когда вернется владелица, он ей все компенсирует”, – говорит Виктория.

Поиск пищи и воды отнимал у людей большую часть времени. За едой ползали ночью – в разбомбленные магазины, воду набирали под обстрелами. Каждый рисковал погибнуть или быть убитым российскими военными.

Люди хоронили погибших соседей во дворах. Тогда, когда россияне разрешали. Три недели на улице Яблоновской неподалеку от дома Климцовых стояла маршрутка “Богдан” с телами семи человек, пока военные РФ разрешили похоронить их на местном кладбище.

“Помню, – вспоминает Виктория, – когда мужчины шли за водой, Олег спрашивает одного из соседей: “Саня, идешь или нет?”. А тот ответил: “Олег, я боюсь”. И расплакался”.

Внезапно и на глазах женщины появляются слезы:

О чем хочу сказать, на кого бы ни смотрела, такого, как мой Олег, нет. Некоторые говорят: “Если бы был осторожнее, то не погиб бы”. А я знаю, будь он осторожнее, погибло бы много людей. Мне так приятно, когда иду по улице, а меня обнимают соседи и благодарят, что он сделал для них то или другое. Мне очень радостно и больно одновременно. Еще хотелось бы с ним побыть рядом, посоветоваться, поговорить.

Постепенно люди из окрестных домов начали уезжать, периодически приезжали обстрелянные автомобили и информировали об эвакуации. В подвале, где жили Климцовы, осталось пять соседских семей.

28 марта Олег вышел из дома ранним утром, Виктория слышала, как они с Василием рубили дрова.

Со временем и женщина собиралась выходить, и вдруг услышала возле дома пулеметную очередь. Вдруг руки и ноги Виктории стали ватными, она хотела бежать на улицу, но пули рикошетили в окна.

Через пять минут женщина все же выбежала из квартиры. У одной из кирпичных плит она увидела топор, чайники и кастрюли, которые закипали на огне, неподалеку лежала куртка Олега. Но его самого не было.

“Смотрю на машину, а цистерна из нее выкатилась на дорогу. Увидела, что у машины кто-то лежит лицом вниз. У меня все похолодело внутри. Это был Вася. Я к машине подошла, но не увидела Олега. Думала, что он убежал, для своих лет он был очень быстрым”.

Женщина заглянула под машину, обошла ее. Олег сидел спереди у окна – пуля попала ему в сердце.

“Моя птичка”, — закричала Виктория. Казалось, говорит она, будто Олег спит. Таким женщина его и запомнила.

Виктория показывает фотографии – расстрелянный автомобиль, следы крови на асфальте:

“Вот тут лежал Вася. Ему разорвало лицо. Ребята похоронили их обоих недалеко от дома – за гаражами”.

Накануне, помнит Виктория, ей приснился сон:

“Снилось, что я стою с Лордом на платформе, и неподалеку идут солдаты, ведут на цепях собак всех возрастов, но всех такой же породы. Самих солдат я не вижу, только вижу берцы. В какой-то момент мой поводок отстегивается, и солдаты берут Лорда на свою цепь. Я им кричу: “Куда вы его забираете, он еще маленький”. Они говорят по-русски: “Он нам нужен”. Собака слезно на меня смотрит. Солдаты садятся в поезд, я бегу за ним, но не догоняю”.

Женщина рассказала Олегу о том, что ей приснилось:

“Он тогда мне сказал, может, сон значит, что заберут близкого друга. Точно, что он мне близкий друг: если уж случилось, то на всю жизнь”, – плачет Виктория.

Символизм своего сна видит и в другом. 27-го и 28 марта, по словам женщины, российские военные свирепствовали: они без разбора расстреливали мужчин всех возрастов.

“Расстреляли Пашу, который был после инсульта. Дядю Толю, он прямо на лавочке сидел под своим домом. А еще женщину застрелили, она шла с набранной водой, ей кричали: “Стой”, а она испугалась и забежала домой. Прямо через дверь расстреляли”, – Виктория называет еще много имен убитых.

Также, отмечает, убивали людей уже другие российские военные: в черной и темно-зеленой форме.

“Молодые ребята, стоявшие на блокпосте, спрашивали наших, которые через него ходили: “А где водовозы?”. Так называли Васю с Олегом. “Так вы их расстреляли”. Те отвечали, что не знают ничего об этом”, – передает Виктория со слов других.

С чем связаны массовые гражданские убийства, она не знает. Говорит, кто-то слышал, будто россияне говорили, что “переодетые в гражданскую одежду мужчины убили российских солдат на одном из блокпостов, и теперь другие за них мстят”. Другие рассказывали, что слышали, как российские солдаты говорили: “У нас приказ – расстреливать мужское население”.

Вечером 28 марта Виктория не смогла без помощи мужа спустить маму в подвал. Авиаудары они переждали в ванной: Виктория залезала в душевую кабину, а мать усадила на унитаз.

29 марта во дворе многоэтажки, где обычно уже с утра собирались люди, не было никого: все прятались, были напуганы. А уже 1 апреля в город въехали мэр Бучи и украинские военные. На следующий день волонтеры вывозили людей из Стеклозаводской.

Виктория рассказывает, что не видела смысла оставаться в городе без воды, газа, света, а главное – без Олега:

“Когда к нам в квартиру вошли наши военные, мама вскочила: “Я ничего не делала”. Сидит с ходунками, в памперсе. Говорю ей, что это наши. Те спросили, выйдем ли мы сами. За долю секунды мама была уже в полной боевой готовности”, – женщина смеется и закрывает глаза, вспоминая этот момент.

Мимо сожженных и расстрелянных автомобилей, тел убитых людей, плача от того, что покидает тело мужа, Виктория с мамой уехали в Черкасскую область.

Виктория с мужем

О судьбе племянника Олега женщина узнала по фотографии, опубликованной 1 апреля в фейсбуке:

“Мы сразу узнали Андрюшу”.

Тело Андрея, с завязанными за спиной руками, лежит справа / Фото: фейсбук-страница Екатерины Прудки

Его и еще семерых мужчин казнили 4 марта на улице Яблоновской, 144 – в 750 м от дома. Россияне искали у них татуировки, которые могли бы свидетельствовать о военной принадлежности, и заставили некоторых снять зимние куртки и обувь. У Андрея такая татуировка была. Одному мужчине удалось выжить – 43-летний строитель Иван Скиба, раненый в живот, сейчас находится под следствием по статье “госизмена”.

В мае NYT в своем расследовании также опубликовало фотографию с камеры видеонаблюдения. На ней под дулом автомата российского военного мужчины с завязанными глазами, сгорбившись, идут, держась друг за друга.

11 апреля в Буче произошла эксгумация тел погибших и убитых. Юлия, невестка Виктории, увидела в телеграме фотографию тела Олега и написала, что надо ехать и забирать его.

Виктория вернулась из Черкасской области, и 19 апреля Олега перезахоронили на местном кладбище.

Фотография Олега, которую поместили на его надгробный памятник

В справке, выданной Бучанским районным отделением Киевского областного бюро судебно-медицинской экспертизы, сначала причиной смерти мужчины указали “множественные осколочные ранения”.

“Мы вышли из морга, прочли это, и Юля говорит: “Давай назад”. Держусь за сердце, говорю: “Я свидетель — моего мужа убило от пули, у меня фото есть”. Тогда переписали заключение и дописали “пулевые ранения”. И не только у меня одной такая история, что причины смерти не пишут правильно”.

Чуть позже Виктория с мамой и псом Лордом вернулись в Бучу окончательно. Женщина говорит, что в Черкасской области ей было легче. Сейчас она плохо спит. Дома все напоминает о мужчине:

“Недавно вот думаю, что нужно пойти на почту. И вижу Олега: сигарету в зубы, поводок в руку и побежал”.

В начале июня Виктория написала заявление в полицию об убийстве мужа, хочет делать так, “как следует”, чтобы его смерть не сошла убийцам с рук.

“Всех знакомых агитирую писать заявления. Они говорят: “Тянуть будут”. Ага, а пропавшая жизнь – это ничего? Они [российские военные] просто изуродовали нам жизнь, и даже этого не понимают. Они прокляты. Я не имею права ненавидеть, но они все равно будут нести наказание за то, что сделали”, – верит она.