Социальные учреждения в зоне боевых действий
Кто и когда возьмет ответственность за спасение людей?
Эфир hromadske.tv, в котором выступал Министр социальной политики Розенко, оставил гнетущее впечатление. Продемонстрированная уверенность в том, что ситуация под контролем и делается все, что должно делаться, похоже, перешла министру по наследству от его предшественницы и является четким сигналом, что работа над ошибками не была выполнена. Другим сигналом, свидетельствующим об этом, является то, что за полный провал эвакуации социальных учреждений из зоны боевых действий никто так и не понес ответственности – а значит, так было нужно.
Однако, пусть вас не обманывают бодрые заявления чиновников. К сожалению, ситуация гораздо более плачевная, чем могла бы показаться.
До начала боевых действий на востоке Украины, в учреждениях Министерства социальной политики (дома-интернаты для людей пожилого возраста и инвалидов, детские дома-интернаты, стационарные отделения территориальных центров социального обслуживания, пансионаты ветеранов войны и труда, психоневрологические интернаты, приюты для детей, центры социально-психологической реабилитации детей) находилось более 10 000 клиентов. Это не просто люди, которые могут встать и уехать, когда населенный пункт окажется под обстрелом. Это инвалиды, дети-инвалиды, старики, люди с психоневрологией.
И, к сожалению, помимо военной агрессии, есть целый ряд других причин, по которым они так и не были вывезены и оказались заложниками ситуации:
Первая из причин – это решение правительства Украины о прекращении финансирования социальных выплат на территориях, неподконтрольных центральному правительству (постановление Кабинета Министров Украины № 595 от 7.11.2014). Трудно найти другое решение, которое бы выполнялось с такой неукоснительной решительностью. В тот момент для его принятия были веские основания, но ситуация с тех пор значительно изменилась. Кроме того, следует также понимать, что бюджет социальных учреждений во многом состоял из пенсий клиентов и заработной платы персонала. И уже только по этой причине ситуация неуклонно ухудшалась в течение года, вела не только к снижению качества жизни клиентов, но и к оттоку персонала. Итог – для некоторых категорий клиентов это стало вопросом жизни и смерти.
Вторая причина – неспособность наладить коммуникацию с властями неподконтрольных территорий и представителями России, которые занимаются там гуманитарными вопросами. Здесь много юридических и идеологических аспектов, которые власти откровенно не захотели обходить, и это завело ситуацию в тупик. Теперь Министерство социальной политики совершенно утратило связь с территориями, которые находятся в зоне боевых действий, и не располагает данными о том, сколько учреждений там работают и сколько в них содержится детей и людей. Нет коммуникации – нет возможности помогать, и представители властей не считают возможной помощь учреждениям, оказавшимся на оккупированной территории, несмотря на то, что в регионе работает целый ряд международных гуманитарных миссий, которые могли бы доставить эту помощь. Информация о положении дел в этих учреждениях поступает исключительно от волонтерских групп, которые занимаются гуманитарной помощью, и международных организаций. А их доклады и отчеты показывают, что ситуация там сложилась критическая – значительная часть персонала уехала, лекарства практически отсутствуют, запаса еды нет, в некоторых учреждениях есть перебои с водой и электричеством. Все это негативно влияет на качество жизни клиентов и ведет к росту смертности.
Третья причина – момент, когда социальные учреждения можно и нужно было эвакуировать из зоны боевых действий, безнадежно упущен. Это нужно было делать летом, сразу после прекращения финансирования учреждений, когда конфликт еще не был таким сильным, линия фронта была более прозрачной, а противник – не таким организованным и более договороспособным. Последние события при пересечении блок-постов показывают, что организованная эвакуация стала невозможной.
Другим аспектом этой проблемы является то, что практически все эвакуации институций, которые все же были осуществлены, произошли в пределах области. Так, согласно данным Министерства социальной политики из Донецкой и Луганской областей на 26 марта 2015 года было эвакуировано 1751 человек из социальных учреждений и 1425 было размещено в пределах тех же областей. Это означает, что 80 % эвакуированных людей остаются в зоне, близкой к боевым действиям, на расстоянии артиллерийского удара. Специальной программы дальнейшей эвакуации не существует, и хотя в стране есть значительное количество свободных мест в интернатах и домах-интернатах, люди живут в переполненных учреждениях Донецкой и Луганской областей, где кроме них огромное количество внутренних переселенцев (по данным Минсоцполитики по состоянию на 01.01.2015 года все детские дома-интернаты: плановая наполненность – 3736, фактически занято – 2390 мест; дома-интернаты для людей пожилого возраста и инвалидов: планово – 8125, из них занято – 7025 мест; пансионаты ветеранов войны и труда – 6738 мест есть и 5726 занято соответственно).
В связи с этим к министру и другим чиновникам высокого уровня возникает вопрос – почему не создан единый орган, который бы занимался социальными учреждениями, оказавшимися в зоне боевых действий? В большинстве этих учреждений находятся крайне уязвимые категории клиентов, которые не могут покинуть их самостоятельно, они нуждаются в подготовленной эвакуации государственного масштаба. Такая эвакуация требует значительных ресурсов, гуманитарных коридоров, специальной техники, медицинских специалистов и психологов, а также учреждений по всей стране, готовых принять людей в условиях, которые будут не хуже, чем те, в которых эти люди жили раньше. В случае невозможности эвакуировать такие учреждения, этот орган должен проводить регулярную оценку ситуации и потребностей, а также создавать программы постоянной помощи этим учреждениям.
Так как этот вопрос задавался уже не раз, ответы на него уже являются стандартными и не раз озвучивались государственными чиновниками на встречах, эфирах, круглых столах. Но ни один из традиционно приводимых аргументов, почему этот несложный, казалось бы, сценарий, до сих пор не воплощен в жизнь, не является оправданным:
Утверждение 1. Эти учреждения находятся на балансе местных властей, пусть они ими и занимаются. У нас нет полномочий.
Даже если это оправдание и имело какой-то смысл в мирной жизни, оно совершенно его утратило сейчас. Министерства отвечают за своих подопечных как за граждан Украины, которые оказались в труднейших жизненных обстоятельствах, и обязаны их спасать. В условиях войны, при желании спасти жизни, можно обойти многие правила, как показывают нам обмены пленными, идущие вне легальных процедур.
Утверждение 2. Никто на тех территориях не даст нам реализовывать программы помощи и эвакуации.
Распространенное и откровенное вранье, которое помогает ничего не делать для помощи людям и перекладывать ответственность за свое бездействие. Помимо многочисленных случаев, когда гуманитарная помощь с украинской стороны успешно достигала адресатов на неконтролируемых территориях, есть еще огромный ресурс международных организаций, который часто попросту блокируется нежеланием что-то делать. В итоге – помощь лежит на складах, стоит на блок-постах, а люди в интернатах не имеют самого нужного. Все закончится тем, что международные организации и волонтеры будут везти помощь со стороны России, что ляжет пятном на репутацию нашей страны.
Утверждение 3. Органами, которые выполняют координацию по эвакуации и помощи людям на неконтролируемых территориях, являются региональные штабы, возглавляемые МЧС.
К сожалению, это не так. При том, что МЧС – одно из немногих ведомств, которое делает все, чтобы справиться с наплывом переселенцев, основной задачей этих штабов было и есть работа с уже переселенными лицами, а не их эвакуация. Тем более эти штабы не оказывают помощи территориям, откуда эвакуировать невозможно.
Очевидно, что чиновники мечтают о том, что всю работу за них сделают волонтеры и международные организации, которые, преодолевая все, продолжают возить гуманитарную помощь ТУДА и людей ОТТУДА. Это очень удобно – сказать в эфире фразу “мы с волонтерами” и рассказать, что сделали волонтеры. Это очень удобно – сказать, что “взаимодействие с международными организациями идет” и “мы каждый день передаем им адреса учреждений”, когда в действительности эти списки давно в открытом доступе.
Также очевидно, что со своими обязательствами и задачами не справляются не только министерства, но и прокуратура, которая обязана следить за тем, как государство заботится о людях, оказавшихся у него на попечении.
Однако это не решает проблемы – с обеих сторон линии фронта в Донецкой и Луганской областях скопились десятки тысяч людей, нуждающихся в безотлагательной помощи и не имеющих возможности помочь себе самостоятельно. Решить эту проблему можно только системными мерами, когда государственные институты, волонтерские группы и международные организации будут работать сообща. Только такое взаимодействие позволит вести регулярную оценку ситуации, рисков и потребностей; планировать стратегию эвакуации и помощи; создавать планы для различных возможных сценариев и искать финансирование для помощи такому большому количеству людей. Только в этом случае министры смогут позволить себе излучать уверенность в телевизионных эфирах.
Кирилл Замниус, эксперт Харьковского института социальных исследований
