Я был свидетелем, когда из комнат для допросов доносились не только мужские, но и женские крики

Роман Шаповаленко родился и вырос в Херсоне, до полномасштабного вторжения работал таксистом. Здесь пережил и всю оккупацию. 24 августа, на День Независимости Украины, Роман с соседом Алексеем развесили по оккупированному Херсону украинские флаги, потому что хотели украсить город. Роман считает, что сдал их, вероятно, кто-то из соседей, и уже 25 августа к мужчине домой пришли оккупанты. Мужчину забрали в Херсонский ИВС, где незаконно удерживали 54 дня.

О похищении, пребывании в заключении и пытках, а также о жизни в оккупации Роман рассказал ZMINA. Приводим его слова.

Похищение на глазах у семьи

25 августа ко мне домой пришли россияне, в присутствии четырех женщин – жены, матери, дочери и сестры – начали искать оружие, флаги. В моем телефоне нашли переписку с сестрой из Ровно, где я называю оккупантов своими именами. Этого им было достаточно. Я попросил, чтобы меня не выводили, сказал спокойно, что сам выйду, а в машине уже они меня связали. За мной приехало две машины. В одной были оккупанты, которые проводили обыск. Они имели с собой только пистолеты. А в другой машине были, как они говорят, “тяжелые” с более мощным вооружением и лучшей амуницией: бронежилеты, каски – приехали за мной, как за “террористом”.

В машине мне завязали глаза и привезли на Энергетиков (в Херсонский ИВС). Но поскольку я хорошо знаю город, я понял, куда меня привезли. Я слышал об этом месте от волонтеров, которые тоже иногда туда попадали.

Россияне же не давали просто помогать людям. После оккупации у нас в городе начались проблемы с хлебом, я вышел на местных депутатов, на пекарню, и депутаты помогли закупить хлеб тем людям, которые в этом нуждались. Кроме того, были и с водой проблемы. Когда не было света, мы самостоятельно давали деньги на бензин, чтобы завести генератор. Оккупанты это пресекали, чтобы херсонцы просили о помощи их самих.

Когда они проверили мой телефон, они сказали: “Тебе пощады не будет”.

Я пробыл там 54 дня, допросы продолжались первые три дня. Первый день ты ничего не скажешь, второй день ты что-то скажешь, а на третий день ты все расскажешь. Тактика трех дней. На третий день один сказал, что там твоя (жена. – Ред.) приходила. Точно не объяснили ей, что я здесь, но сказали что сегодня не день передач, придешь в пятницу. А забрали меня в чем был, я толком и не собрался, поехал в тапочках.

После того как меня привезли в ИВС, начались допросы. После пыток я признался, что сосед, с которым мы развешивали украинские флаги в Херсоне, мой пособник, тогда и к нему пришли…

Самое главное, чего россияне хотели добиться, – это сломать человека. Худшее из того, что мне пришлось пережить: сначала топили, а потом откачивали.

Также обещали привести всю мою семью и продолжать коллективный допрос, и я в это верил, потому что был свидетелем, когда снизу, из комнат для допроса, доносились крики не только мужские, но и женские. Это было нелегко.

В первый день меня пытали электрошоком: прикрепляли электроды к ушам. Крутили, еще и друг друга подначивали: “Что-то ты как будто слабо крутишь!”

После этого у меня была контузия. Так настреляли в уши, что я зашел в камеру, лег и “смотрю ютуб-канал” – такое в голове. Говорю ребятам: “Меня к вайфаю подключили”.

На второй день один из россиян уже проверил мой телефон, нашел кое-что, что ему не понравилось, и сказал: “Тебе пощады не будет”.

В тот день оккупанты прицепили прищепки с электродами к гениталиям. Тоже было не очень приятно.

На третий день, пока меня вели на допрос, россияне решили поиздеваться и спросили, какая процедура мне больше всего понравилась. Я сказал, что у них “все такие аттракционы увлекательные, что не знаю, на каком и остановиться”.

– Так ты еще и с юмором? Так мы тебе тогда целый комплекс процедур устроим!

Пока мы шли, они изменили направление и повернули в другую камеру, там меня топили и “ковырялись ножичком” в ноге. Топили, пока не захлебнусь, тогда откачивали.

Не знаю, что они хотели. Искали оружие. У меня в телефоне были подписаны имена коллег-таксистов… “Ракета” или что-то подобное. Для россиян это звучало как подпольный позывной. Спрашивали, кто это и где живет. Говорю: таксист, зовут Сергей, где живет, не знаю. Этого хватило. Я не думал, что мне так надо чистить телефон.

Помню, еще до моего задержания произошел случай: моя знакомая – жена моряка – просит вечером ее забрать, потому что внизу в квартире идет обыск. Грохот, крики – дети боятся. Попросил ее подождать до завтра, потому что комендантский час. На утро оказалось, что россияне не просто так делали обыск, они искали сотрудника СБУ. Пока новые хозяева не показали свидетельство о смерти, а он 10 лет назад умер, то оккупанты не успокоились.

Меня спрашивали: “Кто тебе платит за то, что ты делаешь? Что тебе дала та страна, что ты за нее так топишь?”

Говорю: “Все дала, и у меня все было”.

Тому пареньку, который меня электрошокером пытался заставить выучить российский гимн, было 23 года. Он бил меня им по спине. Так вот, если он вернется домой и, не дай Бог, родит ребенка, как он будет его учить таблице умножения?

Возьмешь на себя Антоновский мост?

В херсонском изоляторе я просидел почти два месяца. Досидел, пока наши не начали Антоновский мост бомбить. Меня вызывают и говорят: “Ты же у нас корректировщиком проходишь… Возьмешь на себя Антоновский мост?” Говорю: “Конечно, возьму, за честь приму”.

Я давал интервью их (российским. – Ред.) СМИ как корректировщик. Рассказывал, как и что я корректировал. Говорю: “Дайте хоть какой-то сценарий, что говорить? Например, стою я под мостом и по телефону говорю: “Вася, правее, Вася, левее”.

Записали интервью. Покаялся на камеру: пособником был ВСУ, каюсь, если кто-то из мирных пострадал – прошу прощения. А сам думаю: если наши по Крымскому вмажут, то и Крымский на меня повесят? Сейчас смешно, но ведь судят и реальные сроки дают. Со мной сокамерник сидел, я 54 дня просидел, а его еще на Чаплинку повезли, там сидел, а потом судили. Потом, когда его выпустили, я спросил, как его отпустили, он говорит: “За недостаточностью доказательств”. Ему тоже шили терроризм, хотя он ничего не сделал.

Это все ужасно, такая фильтрация проходила, не знаю даже, в каких масштабах. Я думаю, что не ошибусь, если скажу, что каждый третий человек в Херсоне прошел застенок, это примерно за восемь месяцев оккупации, потому что массово людей начали забирать на улицах где-то с мая 2022 года. За 54 дня, что я был в камере, через нее прошло около 30 человек. А в этом застенке было 22 камеры, из них три женские. Слышал разговоры в коридоре между охранниками: “Сколько у тебя?” – “У меня 152”. – “Это фигня, у меня 230!” Это за один день насобирали.

У нас была четырехместная камера, утром нас еще пятеро, а к вечеру уже девять. Тогда отпускают отработанных. Представители ФСБ были кураторами, нас приводили и били вояки, когда подъезжал куратор, тот задавал вопросы. А воина просто бил и говорил: “Рассказывай”…

Через некоторое время после моего признания россияне решили меня отпустить, я подписал какие-то бумаги типа протокола, а вот о сотрудничестве не предлагали подписать. Знаю, что многих побудили к сотрудничеству и некоторых из моих знакомых тоже. Отпустили меня 19 октября.

После освобождения

Один из моих сокамерников смог перебраться на деоккупированную территорию сразу после того, как его отпустили, и там обратился к правоохранителям. В рассказах о похищении и пребывании в неволе он вспомнил обо мне и обо всех ребятах, кого запомнил в камере. Когда деоккупировали Херсон, правоохранители спросили меня, был ли я там (в Херсонском ИВС. – Ред.), потому что обо мне рассказал такой-то и такой-то. Я ответил, что я такого знаю и мы вместе были в камере. Тогда прокуратура сама вышла на меня. Многие после застенков пытались правдами и неправдами выехать на деоккупированную территорию. Мне никак было бежать самому, в семье четыре женщины. Бывало такое: если мужчина скрывается, тогда забирали “на подвал” жену там или мать, кого-то из близких, пока он сам не придет. Документы у меня были дома, россияне их не забирали, телефон только взяли.

Когда прокуратура на меня вышла, нас повезли в Киев. Украинские прокуроры не знали, как с нами работать, не было алгоритма действий, какой-то законодательной базы. Они взяли несколько потерпевших и повезли на консультацию в столицу, чтобы понять, как с нами работать. Так мы попали на телевидение, на встречи с работниками органов власти, с представителями международных организаций, и таким образом мы начали получать помощь.

Сейчас Роман продолжает жить в Херсоне, который постоянно страдает от российских обстрелов. Мужчина помогает тем, кто пережил плен, и является участником сети мужчин Украины, которые пережили плен и пытки “ALUMNI”.

Роман Шаповаленко, таксист, бывший гражданский пленный

Записала журналистка издания ZMINA Лина Зубань